Фонтаны на горизонте

– Протяните свою интеллигентную руку моему другу, – сказал Слива. – Ковыляй с нами до порта, – пригласил он Турмина.

В порту грохотали лебедки. Над головой проплывали в сетках бочки, тюки. Непрерывной лентой тянулись по конвейерам в широко раскрытые двери пакгаузов мешки с рисом и мукой, аккуратные с пестрыми наклейками ящики с апельсинами и яблоками. С берега на пароходы грузились металлические балки, машины в решетчатых ящиках. Моряки шли мимо пароходов под иностранными флагами. Курилов рассеянно читал названия судов и портов, к которым они были приписаны.

– Стоп! - неожиданно крикнул Слива. – Вот она, наша мамочка-база.

Они остановились около большого стотридцатиметрового судна. Курилов с недоумением смотрел на поднятую, тупо срезанную корму. В ней был огромный четырехугольный вырез, начинавшийся у самой воды и доходивший почти до юта[41]. От воды же шла и покатая площадка к верхней палубе.

– Что это за ворота? – удивленно спросил Курилов. Слива тоном экскурсовода заговорил:

– Эта «калиточка» называется слипом, через нее будут втаскивать китят для стрижки и бритья.

На палубе была видна сложная система стрел и лебедок. По широкому трапу сновали рабочие, матросы. В стропах поднимали какой-то груз.

По всему чувствовалось, что судно готовится к выходу в плаванье.

Слива торопил Курилова:

– Не становись на якорь. Идем к кэпу.

Петр Турмин уже куда-то исчез. Моряки вошли в кирпичное здание, на дверях которого была прибита картонка с надписью: «Китобойная флотилия «Приморье». В длинном коридоре Слива остановился перед дверью с надписью: «Китобойное судно «Шторм» и открыл ее.

– Разрешите войти, товарищ капитан?

Голос Сливы теперь звучал по-деловому. Сам он подтянулся, собрался. За столом сидел широкоплечий пожилой моряк с отвисшими запорожскими усами. Прищуренные глаза под взъерошенными бровями точно высматривали какую-то далекую цель. В густых волнистых волосах светилась седина. Это и был тот самый капитан Можура, о котором говорил Курилову боцман.

– Матрос Курилов прибыл со мной для несения службы на китобойном судне «Шторм»! – лихо доложил Слива и указал головой на Курилова.

Можура жестом приказал боцману умолкнуть, быстрым хмурым взглядом окинул лицо, фигуру Курилова и, видимо, остался доволен. С едва заметной под усами улыбкой капитан сказал:

– Как же так выходит, товарищ Слива? В команду нашу товарищ Курилов еще не принят, а вы уже докладываете, что он прибыл для несения службы.

– Илья Петрович, – протяжно проговорил Слива. Глаза его лукаво поблескивали. – Вы же сами отдали мне приказ настоящих моряков подбирать. Вот я и привел. Курилов мой морской брат...

– Давайте знакомиться, – обратился Можура к Курилову и указал на стул.

На широком грубоватом лице капитана все было крупным: нос, губы, подбородок. Коричневую кожу, выдубленную непогодой и годами, покрывала паутина морщин. Можура несколько секунд молчал, занявшись трубкой, затем в упор посмотрел на Курилова и сказал:

– Расскажите о себе.

На следующий день Курилов был приглашен к помполиту флотилии Степанову. Провожая Леонтия, Слива давал наставления:

– С этим ухо держи востро. Чуть зазеваешься – проглотит, как акула ржавую консервную банку, у-ух!..

– Что, строг? – спросил Курилов. Боцман, не отвечая, махнул рукой.

У Сливы были причины опасаться помполита. Как-то он явился в порт навеселе и попал на глаза Степанову. Помполит пригласил моряка к себе в кабинет. Через час Слива вылетел оттуда с испариной на лбу. На следующий день беседа продолжалась. О чем с ним говорил Степанов, Филипп Филиппович никому не рассказывал.

Курилов постучал в дверь кабинета помполита и получил приглашение войти.

Степанов – рослый человек, для которого комната казалась тесноватой, – стоял над развернутой на столе картой. Он поднял навстречу Курилову моложавое, чисто выбритое лицо. На нем была полувоенная форма из серого коверкота. Над правым грудным карманом - орден Красного Знамени.

По тому, как держался и говорил Степанов, Курилов понял, что он не моряк.

– Товарищ Курилов? – переспросил помполит Леонтия. – Капитан Можура говорил о тебе. – Голос у него был ровный, густой. Он крепко пожал руку матросу и продолжал: – Значит, нашего полку прибыло. Это очень хорошо. Садись. Нам есть о чем потолковать.

После первых слов Степанова у Курилова исчезла та скованность, которая бывает при первой встрече с начальством.

Задав несколько вопросов, касавшихся биографии Курилова, и внимательно выслушав его, Степанов просто сказал:

– О тебе и райком, и пароходство дали отличные отзывы. Рекомендуют. Нам партийцы очень нужны. На «Шторме», к сожалению, пока коммунистов раз, два – и обчелся.

«Значит, я принят на флотилию, – подумал Курилов, и от этой мысли у него стало приятно и светло на душе. – Ну, Слива, спасибо тебе».

Леонтий понял, что перед ним раскрывается новая и интересная жизнь. В детстве ему приходилось читать о китобоях, но, кроме каких-то смутных картин моря, охоты и почему-то ярко описанных попоек, у него ничего в памяти не осталось.