– Выпустите его! – приказал Микальсен боцману, стоявшему в стороне. Щелкнул замок. Боцман открыл дверь.
– Выходи, Скруп!
Матрос показался на пороге. Бромсет спросил его:
– Ты зачем бросился с ножом на врача? Тусклые глаза Скрупа сверкнули, он весь собрался, оглянулся и быстро, срывающимся голосом, заговорил:
– Баба на корабле. Ее убить надо. Она гибель нам несет. Убить!
Он сунул руки в карман за ножом, но, не найдя его, крикнул:
– Я задушу ее'
Скруп ринулся бежать, но, встретив кулак Бромсета, отлетел в карцер и ударился головой о железную переборку.
– Зачем вы? – поморщился Северов.
Матрос поднялся на ноги. Губы и нос кровоточили. Бромсет сказал ему:
– Иди ко мне. Вздумаешь бежать, хуже будет. Утоплю!
Скруп подошел к гарпунеру, закрывая руками нижнюю часть лица. Между пальцами сочилась кровь.
– Я отведу его сам, – сказал Бромсет Северову и Микальсену. – Так будет спокойнее.
– Только не бейте, – попросил Северов.
– Ничего с ним не случится, – ответил Бромсет и, взяв Скрупа за руку, удалился.
Капитаны вышли на палубу. Морось перешла в дождь, но работа на базе не прекращалась. Из-за борта продолжали лебедками поднимать полосы и огромные куски жиру. Северов долго наблюдал за работой резчиков на туше. Сверху они казались муравьями, пытающимися разобрать гору.
Затем он спустился в жиротопный завод. Микальсен провел его мимо котлов, сложной системы труб, вакуумов. В электрическом свете горели бронзой манометры, сверкали стеклянные трубки с делениями. В трубках двигалась желтоватая густая жидкость. «Вытопленный жир», – догадался Северов. В заводе было душно. Тошнотворно пахло жиром, от горьковатой сизой дымки чада першило в горле.
Капитан-директор объяснял процесс вытопки жира, но так бегло, что получить точное представление было невозможно.
Иван Алексеевич задал несколько вопросов. Микальсен ответил на них уклончиво, и Северов больше вопросов не задавал.
Когда они вышли на палубу, Северов с удовольствием глотнул свежего воздуха и ощутил на лице дождевые капли и дыхание мокрого ветра. Тошнота, которая стала его одолевать в заводе, прошла.
Распрощавшись с Микальсеном, капитан ушел в свою каюту. Он сбросил плащ и фуражку, присел за письменный стол, раскрыл дневник, чтобы сделать запись, – привычка, заимствованная у отца. Написав несколько страниц об охоте и разделке китовой туши, Северов дошел до сообщения Захматовой о Комбарове и отложил ручку, задумался. Ошиблась или нет Захматова? Он не спросил у Микальсеиа о Комбарове, чтобы не вызвать подозрения.
«Запрашивать о нем по радио базы губком партии нельзя, – размышлял Северов. – Напишу письмо секретарю губкома и передам его с первым встречным пароходом, идущим в Петропавловск». Северов решил зорче наблюдать за всем, что происходит вокруг него.
В каюту вошел Джо.
– Ну, как Журба? – спросил Северов.
– Бредит, плохо ему, – печально сказал Мэйл. – Сейчас наше судно уходит на охоту. Вы пойдете с нами?
– Нет. Иди один. – Северов подошел к Мэйлу, взял его за плечи. – Я знаю, что тебе трудно среди чужих, но потерпи, Джо. Скоро будем вместе. Ну, иди, счастливого плавания.
Мэйл ушел. Северов вернулся к письму.
3
Подгоняя притихшего Скрупа, гарпунер вместе с ним спустился по осклизлому штормтрапу на китобоец. На палубе было тихо и пустынно. Команда отдыхала. Лишь у спардека, прячась от дождя, вахтенный попыхивал трубкой.
– Когда подойдут китобойцы, – сказал ему Бром сет, – сразу мне доложи.
– Хорошо, сэр! – откликнулся вахтенный.
Рядом с судном, на китовой туше, по-прежнему шла работа. Оттуда доносились голоса резчиков, рокот лебедок. Светлые куски жира время от времени проплывали вверх.
Бромсет толкнул Скрупа в спину:
– Вперед!
Матрос покорно подчинился. Он все еще прикрывал рукой нижнюю часть лица. Юрт ввел его в свою маленькую каюту и включил свет. С узкого и короткого диванчика вскочил Комберг и сунул руку в карман. Вид у него был испуганный. Маленькие, глубоко сидящие под большим лбом глаза сверлили взглядом коротконогого Скрупа.
–- Что за ублюдка вы привели, Бромсет? – проговорил Комберг, успокаиваясь. Он опустился на диван, взял со стола недопитый стакан. Тут же стояла почти полностью опорожненная бутылка.
«Пьяница, – презрительно отметил гарпунер. – Пьет в одиночку».
Комберг жадно, большими глотками осушил стакан, со стуком опустил его на стол, ладонью вытер губы и посмотрел на Юрта:
– Ну!
– У вас галлюцинации. Вам даже забыли передать привет.
– Значит, тихо там? – Комберг ткнул пальцем в потолок, подразумевая базу.
– Было бы тихо, если... – Бромсет стряхнул с бороды капельки дождя и бросил гневный взгляд на Скрупа, стоявшего у двери и осторожно обтиравшего лицо. Руки у него дрожали.
– Кто его так загримировал? – с любопытством спросил Комберг, разглядывая разбитое лицо Скрупа.
Губы матроса распухли так, что стали похожи на большие сырые отбивные, рассеченный подбородок покрывала запекшаяся кровь, нос потерял свою форму.
– Садись сюда, – Бромсет указал матросу место рядом с Комбергом, а сам опустился в кресло напротив.
– Я мог бы тебя убить или утопить, но того, что ты получил, пока хватит. Согласен?