Форель a la нежность (сборник)

– Если бы они знали куда идти, я пошел бы с ними… Нас уже нет. Последнего ефрейтора, внука одного из генералов, убили вы. А я им еще лет пятнадцать назад говорил, что надо…

Старичок неожиданно замолчал, закрыл глаза и захрапел.

– Что-то многовато у нас гостей в последнее время, – задумчиво произнес капитан.

Утром командир вызвал меня к себе и приказал вывести старичка-генерала на дорогу, ведущую в ближайший город. Снова дал мне компас и карту.

Вот так, кажется, и должность у меня появилась, военная специальность – провожатый или сопровождающий. Неутомительно и неопасно. Я был всем доволен. В каждом собеседнике чувствовал потенциального попутчика: кто знает, вдруг мне прикажут вывести его на ту или другую дорогу.

Старичок был неразговорчив. Казалось, что он вот-вот остановится и заснет, прислонившись к какому-нибудь дереву. Идти было скучновато, но, как я думал, намного безопаснее, чем оставаться в это время на заставе. Все эти атаки и погромы меня обеспокоили. Теперь я бы вряд ли сказал кому-нибудь, что у нас на заставе тихо и мирно.

Впереди показался заросший мхом шлагбаум, некогда закрывавший железнодорожный переезд. Теперь за ним и рельс-то не было: только насыпь кое-где сохранилась.

– Всего доброго! – Я остановился у шлагбаума и протянул старичку руку на прощанье.

Он непонимающе посмотрел на меня.

– Дальше вы пойдете один. Так приказал капитан. Вот по этой дороге, за шлагбаумом.

Старичок хмыкнул что-то невразумительное и, не попрощавшись, потопал в указанном направлении.

Я облегченно вздохнул.

Назад можно было не спешить. Кто его знает, что ждет меня на заставе.

Я развернул карту, изменяя свой маршрут так, чтобы вернуться на место к вечеру, и свернул с тропинки.

Идя по лесу, я вышел на поляну, где горел костер, а на вертеле жарился кусок мяса. Рядом, улегшись на плащ-палатку, дремали двое белогвардейцев.

Услышав мои шаги, они проснулись. Один пристально глянул на меня и вскочил на ноги.

Я обомлел. Передо мной стоял живой штабс-капитан Бургасов.

– Вы живы? – вырвалось у меня.

– Как видите. И не только я. История слишком часто ошибается!

Во втором я узнал вихрастого фельдфебеля из казаков.

– И он жив, – с улыбочкой произнес штабс-капитан.

«Да, – подумал я. – Командир истории не доверяет, Бургасов считает, что она слишком часто ошибается… Хорошая штука история, если по ее ошибке человек остается жить, хотя должен был уже несколько раз погибнуть!»

– О чем задумались, господин солдат? – штабс-капитан присел у костра, протянул к пламени руки.

– Об истории, – сознался я.

– Бросьте, пустое это дело. Лучше мяса возьмите. Правда, подгорело немного. На огне жарилось, не на углях…

Мясо было жестким и невкусным, но из вежливости я его старательно разжевывал.

Штабс-капитан крутил в руках револьвер, уставившись на пламя.

– Вот и все, – он поднялся, отрешенно глядя на горящий костер, – пора прощаться, господин солдат.

– Вы уходите? – спросил я.

– Скорее, вы остаетесь, – дуло револьвера заглянуло мне в глаза. На мгновение показалось, будто черный глаз револьвера мне приветливо подмигнул.

– Вы что, серьезно?!

– Вы меня поймите. Я не могу вас так часто не убивать. Гуманизм гуманизмом, да и вы мне симпатичны. В другое время я бы с удовольствием играл с вами в шахматы в моем имении, но война, вы понимаете, война.

Я попробовал понять, но не успел. Резкий толчок в грудь свалил меня на землю. Рука инстинктивно зажала рану, и по пальцам заструилась теплая липкая кровь.

Дышать стало трудно. Воздух до боли теснил легкие. Я выдохнул его, и весь окружающий меня мир провалился в темноту.

Я был убит, хотя по отчетности и сводкам всего лишь пропал без вести.