Форма реальности. Скрытая геометрия стратегии, информации, общества, биологии и всего остального

Штаты США (по крайней мере, формально) – это полуавтономные образования с собственными интересами. С другой стороны, избирательные округа внутри штатов – это просто участки территории, не имеющие смысла. Никто во втором избирательном округе Висконсина по выборам в конгресс, где я живу, не носит футболок с такой надписью и не может распознать этот округ по силуэту. Что касается моего избирательного округа по выборам в ассамблею штата, то мне пришлось наводить справки, чтобы убедиться, что я правильно указал его номер. Такие избирательные округа нужно каким-то образом выделять, несмотря на то что у них нет никакой внутренней, присущей им политической идентичности. Кто-то должен делить штат на фрагменты. Этот процесс – технический и трудоемкий и отнимает много времени. Из него не сделаешь телевизионное шоу, и он традиционно не привлекает особого общественного внимания.

Теперь ситуация изменилась. И изменилась потому, что мы поняли то, чего раньше не осознавали, и этот факт одновременно и математический, и политический: то, как вы разрежете штат на избирательные округа, окажет колоссальное влияние на то, как законодательное собрание штата будет принимать законы. Это значит, что люди с ножницами имеют огромную власть над теми, кто будет избран. А кто владеет ножницами? В большинстве штатов это сами законодатели. Теоретически предполагается, что избиратели выберут своих представителей, однако во многих случаях как раз представители выбирают себе избирателей.

В какой-то степени очевидно, что создатели избирательных округов обладают большой властью. Если я полностью контролирую распределение округов в Висконсине и уполномочен делить население любым способом, то я могу просто найти группу людей с близкими мне взглядами, объявить каждого из них отдельным избирательным округом, а всех остальных объединить в общий округ. Тогда мои отобранные кандидаты проголосуют за себя, попадут в законодательное собрание штата, а у оппозиции в собрании окажется максимум один голос. Демократия!

Это явно нечестно. Безусловно, жители Висконсина (за исключением этой группы) будут возмущены, что не представлены в управлении штатом. Описанный сценарий кажется смешным: никакое демократическое правительство никогда не действует подобным образом! За исключением, конечно, тех, кто именно так и поступает. Например, в Англии столетиями существовали «гнилые районы», выбиравшие членов парламента, несмотря на то что почти обезлюдели. Городок Данвич[587], некогда не уступавший Лондону по размеру, из-за береговой эрозии постепенно погружался в Северное море и к XVII веку практически опустел, но продолжал исправно посылать двух человек в палату общин, пока эту практику не пресекла избирательная реформа 1832 года, проведенная партией вигов во главе с Чарльзом Греем, 2-м графом Греем (признайтесь, вы думали, что он изобрел чай[588]). К тому времени в Данвиче оставалось 32 избирателя. И это было не самое гнилое из гнилых мест! Старый Сарум некогда считался процветающим местом с собором, однако после возведения нового собора в Солсбери потерял всякое значение; город был заброшен, а все здания разобраны на строительные материалы в 1322 году. И тем не менее еще пятьсот лет Старый Сарум имел двух членов в парламенте, которых выбирала семья, владевшая безлюдным холмом. Даже сторонник традиций Эдмунд Бёрк жаловался на необходимость реформ: «Представителей больше[589], чем избирателей, и они нужны только для того, чтобы рассказывать нам, какое оживленное место торговли тут некогда было… хотя отследить улицы сейчас можно только по цвету кукурузы, а единственное производство там – члены парламента».

В американских колониях все было более рационально, но лишь отчасти. Гнилых мест не имелось, однако одни американцы были представлены лучше других. Томас Джефферсон жаловался на неравные размеры законодательных округов в Вирджинии, настаивая на том, что «правительство является республиканским в той мере[590], в какой каждый его член обладает равным голосом в решении своих проблем». Даже в XX веке[591] Балтимор имел только 24 места из 101 в палате депутатов Мэриленда, хотя балтиморцы составляли половину населения штата. Генеральный прокурор Мэриленда (и уроженец Балтимора) Исаак Лоуб Штраус просил изменить конституцию, чтобы дать Балтимору равное представительство, цитируя Джефферсона и Бёрка, а затем заявляя: «Кто-нибудь объяснит[592], по какому принципу справедливости, этики, права, политики, философии, литературы, религии, медицины, натурфилософии, анатомии, эстетики или искусства у человека из графства Кент право на представительство в двадцать девять раз больше, чем у человека из Балтимора?»