В любом поле знания привычен разрыв между изобретением и его применением: масляная живопись была изобретена несколько раз в разных местах, прежде чем живописцы XV века оказались готовы использовать ее в своих картинах на дереве. Изготовление металлических орудий в доколумбовой Америке началось в нескольких независимых центрах: в Центральных Андах около 1000 года до нашей эры, в Южной Мексике после 1000 года нашей эры, а также в районе Великих озер на севере до 1000 года нашей эры. Южная Мексика, возможно, узнала о металле от народов Анд, но североамериканские индейцы, несомненно, открыли их независимо [1].
Воображая перемещение людей одной эпохи в материальную среду другой, мы невольно обнаруживаем природу наших представлений об историческом изменении. В XIX веке коннектикутский янки Марка Твена казался высшим существом, успешно несущим просвещение в Средние века, а сегодня мы увидели бы в нем лишь не замеченную почти никем и быстро погасшую случайную искру. Поучительно и представить себе историческое многообразие измерений, в котором могут сосуществовать все времена. Если бы мы могли обмениваться информацией с людьми, жившими за четыреста столетий до нас, это, скорее всего, обогатило бы только наши знания о жизни в палеолите. Нынешние навыки охоты на диких животных оказались бы никчемными для человека палеолита, а от наших умений, не связанных с его повседневными нуждами, он и вовсе не получил бы никакой пользы. Ну а если нас когда-либо постигнет несчастье столкновения с будущим, как это случилось с индейцами в Америке XVI века, то нам придется распрощаться с нашим собственным положением и принять то, которое принесут завоеватели.
Иными словами, наша способность к мгновенному усвоению нового знания имеет узкие границы, определенные состоянием знания существующего. Эти два вида знания можно связать фиксированным отношением: чем больше мы знаем, тем больше нового знания мы можем принять. Изобретения пребывают в полутени между настоящим и будущим, где просматриваются смутные формы возможных событий. Эти узкие пределы ограничивают оригинальность в любой момент так, что никакое изобретение не может превзойти потенциал своей эпохи. Оно может приблизиться к границам возможного, однако в случае выхода из полутени останется курьезной игрушкой или исчезнет, как фантазия.
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕОткрытия и изобретения последних трех веков превосходят в числе всё, что было сделано за предыдущую историю человечества. Их темп и количество продолжают нарастать, словно по асимптоте, стремясь к пределу, встроенному, вероятно, в человеческое восприятие космоса. Чем художественное изобретение отличается от полезного изобретения? Его отличие таково же, как и отличие человеческого чувствования от остальной Вселенной. Художественные изобретения меняют чувствование человечества. Все они возникают из человеческого восприятия и в него же возвращаются, в отличие от полезных изобретений, обращенных к физической и биологической среде. Полезные изобретения меняют человечество лишь косвенно, через изменение окружающей среды; эстетические же изобретения непосредственно расширяют человеческое сознание —не столько новыми объективными интерпретациями, сколько новыми формами опыта Вселенной.
Психологическая наука больше озабочена человеческими способностями как отдельными объектами изучения, нежели как единым исторически изменяющимся инструментом осознания. Эстетические изобретения фокусируются на индивидуальном осознании: у них нет никакой терапевтической или объяснительной цели; они лишь увеличивают диапазон человеческого восприятия путем расширения каналов эмоционального дискурса.
Если изобретение живописи масляными красками было техническим, то позднесредневековое изобретение в Северной Европе (Поль де Лимбург) и в Италии нового изобразительного языка, способного представить в двух измерениях всё пространство, было эстетическим. Схожая попытка изобрести выразительный язык, который был бы независим от образов (абстрактный экспрессионизм) и от фиксированных интервалов (атональная музыка), была предпринята в ХХ веке и длится по сей день.
Нельзя сказать, что эстетическое изобретение менее важно, потому что касается лишь крошечного участка Вселенной, которую полезное изобретение меняет целиком. Человеческое чувствование — наш единственный канал связи со Вселенной. По мере увеличения пропускной способности этого канала знание о Вселенной тоже увеличивается. Разумеется, канал может быть расширен множеством полезных изобретений; однако в конечном счете никакая рациональная структура не устоит под натиском противоречащего ей чувства. Главным проводником нашего обмена со Вселенной служат эмоции. Их можно искусственно регулировать при помощи химии и психиатрии, но ни та, ни другая наука не способна расширить инструменты эстетического опыта. Подобное расширение — прерогатива художественного изобретения.