Эмили, вероятно, на этом месте должна была заявить, что не желает этого слушать, и поспешно уйти. Но я, конечно же, хотела знать все, что расскажет, тетя Дженни. Это могло быть важно.
— 25 лет назад, — продолжала она, — когда твоя мама была уже очень больна, он нанял для нее сиделку. Я тогда часто приезжала проведать Джоан, но, конечно, я не могла ухаживать за ней постоянно. А он уж тем более был на это неспособен. Так что само по себе это было, конечно, правильное решение. Но весь вопрос в том,
Еще бы мне, выросшей в трущобах Тихуаны, не понимать.
— И вот однажды, — продолжала тетя Дженни, — я в очередной раз приехала навестить сестру и застукала их вдвоем. Твоего отца и эту девку, я имею в виду.
— Это было изнасилование? — холодно осведомилась я.
— Хуже!
— Хуже?
— Они занимались этим, как я поняла, далеко не в первый раз, и по полному взаимному согласию. Я не берусь судить, кто из них кого соблазнил первым. Очень может быть, что это была она, мечтавшая подцепить богатого американца, который вот-вот станет вдовцом. Но даже в этом случае, он-то хорош! Можно сказать, прямо через стенку от умирающей Джоан! И кстати — очень может быть, что она, то есть эта мексиканская шлюха, собиралась ускорить эту смерть. Уж ей-то, как сиделке, это было проще простого! А он… я, конечно, не могу знать этого наверняка, но он вполне мог знать или хотя бы догадываться об этих ее планах. А то даже и прямо подталкивать ее к этому — это, мол, эвтаназия, а не убийство…
— Меня интересуют факты, а не твои предположения, — холодно перебила ее я.
— А факты таковы, что я, разумеется, потребовала, чтобы эта шлюха убиралась навсегда — не только из дома, но и из страны. Чтобы он заявил на нее в иммиграционную службу, и ее депортировали. Иначе о том, чему я стала свидетелем, станет известно всем. И даже если полиция не найдет признаков покушения на убийство, этот скандал разрушит его репутацию, а следом и его бизнес. Ему было некуда деваться, и он пообещал. Я потребовала, чтобы он позвонил и доложил о ней при мне. И тогда, вообрази себе, эта сука бухнулась передо мной на колени и принялась умолять меня этого не делать. Сказала, что они любят друг друга, что он обещал жениться, и что она… беременна от него. Ну, это ж у них всех любимая тактика — любой ценой родить в Америке! А потом пускай хоть депортируют, лишь бы их выблядок автоматом получил гражданство. А как вырастет — перетащит сюда и шлюху-мамашу, и всю ее родню, чтоб они тут жировали на наши налоги… Ну, с этим-то у нее не выгорело. Вышвырнули обратно в Мексику, как миленькую. Но и Реджинальд взял с меня слово, что я никогда никому не расскажу, особенно тебе, когда ты вырастешь. Что я честно и выполняла, но раз уж теперь он мертв…
Реджинальд. Мне мешало догадаться это имя.
Но полное имя отца Эмили — Reginald Nicolas Harbinger.
R. N. Все та же дурацкая манера гринго сокращать имена до инициалов.
Читается «АрЭн».
Арон[12].
Теперь я поняла, что так поразило Моррингтона, когда он сделал анализ моей ДНК. И ведь, главное, он практически проговорился, когда сказал, что сперва подумал, будто перепутал образцы — мои и Эмили. И даже верно угадал подоплеку всей истории. Но спохватился и не стал открывать мне правду. Побоялся, что я откажусь от плана, предусматривающего убийство моей единокровной сестры? Если так, он явно переоценил мою сентиментальность. Любая проститутка из трущоб Тихуаны была для меня в большей степени сестрой, чем Эмили — мать ее — Харбингер. Или он просто предпочел приберечь тайну на всякий случай, еще не зная, как она сможет пригодиться в будущем? Зато теперь понятен был его оптимизм по поводу (не)возможности осложнений. Мой искусственный химеризм оказался предельно близок к природному… Что ж — в конечном итоге все, пожалуй, устроилось неплохо.
В конечном итоге.
Я вновь перевела взгляд на тетю Дженни, поняв, что пропустила ее последние фразы. Кажется, она говорила что-то на тему «вот, теперь ты знаешь правду о своем отце…»
Ты даже не представляешь, насколько ты права, подумала я.