— И? — произнесла я вслух, глядя ей в глаза. — Чего ты от меня хочешь? Денег? Надеешься шантажировать меня так же, как моего отца?
По тому, как сперва сузились, а потом в притворном возмущении расширились ее глаза, я поняла, что попала точно в цель.
— Эмили, как ты можешь так говорить! Ведь я же спасла тебя! Если бы не я, эта шлюха женила бы его на себе, и все досталось бы ей и ее ублюдку! А ты получила бы только жалкие крохи!
— И теперь, — кивнула я, — ты ждешь, что я отблагодарю тебя за твою трогательную заботу обо мне и моей матери.
Черт, я была так зла, что проговорилась! К счастью, она не поняла, о ком речь:
— Джоан, конечно, получила надлежащий уход, но увы — спасти ее было уже нельзя. Хотя все-таки благодаря мне она прожила так долго, как было возможно. Я не дала им убить ее раньше времени.
— Дольше промучилась, ты хочешь сказать. А знаешь что, тетя Дженни? Я думаю, ты вовсе не любила свою сестру. Я думаю, что ты жутко завидовала ей, потому что это ты хотела отхватить себе молодого перспективного бизнесмена, а он сделал выбор в ее пользу. Когда ты узнала о ее болезни, ты зачастила к ним в дом, думая, что это твой второй шанс. Но тут на пути у тебя встала… эта мексиканка. Опять облом! Обидно, да? — по ее лицу я снова поняла, что все угадала правильно. — А третьего шанса у тебя уже не было и быть не могло. Отец возненавидел тебя. И все, что тебе осталось в утешение — это та ежегодная сумма, которую он отстегивал тебе за молчание. Уже не потому, что боялся повредить своему бизнесу. Потому, что не хотел расстраивать меня. Но он умер, и краник закрылся. Поэтому ты караулишь меня второй год подряд в надежде хоть как-нибудь открыть его снова. Но знаешь что? Мне абсолютно плевать на любые твои разоблачения. Можешь опубликовать их хоть в Wall Street Journal. Как ты совершенно справедливо заметила, мой отец мертв, и повредить ему ты не можешь уже ничем. А больше твои сплетни четвертьвековой давности не интересны уже никому. Так что очень надеюсь, что вижу, слышу и… обоняю тебя в последний раз.
Я развернулась и пошла прочь, зная, что она не посмеет за мной последовать. И все же, подумала я с усмешкой, пристегиваясь в своем «феррари», кое за что ее можно было бы поблагодарить: теперь я окончательно удостоверилась, что все сделала правильно. Не то чтобы я и раньше хоть сколько-нибудь комплексовала по этому поводу, но теперь я знала, что заняла это место по праву. Не только по праву сильного или хитрого, которое только и признается в трущобах. Но и по праву, отобранному у меня 25 лет назад, еще до моего рождения.
Жаль, продолжала усмехаться я, выруливая на шоссе (и теплый ветер, таки да, трепал мои уже изрядно отросшие волосы), что нельзя продать этот сюжет телевизионщикам. Это же прямо готовый сериал. Вот только в сериалах разлученные в детстве сестры в финале счастливо воссоединяются. В жизни все происходит немного по-другому.
Впрочем, в каком-то смысле можно сказать, что мы с Эмили как раз-таки счастливо воссоединились. С биологической точки зрения.
И об этой биологии мне вскоре пришлось вспомнить.
Я получила е-мэйл от Моррингтона.
К этому времени я уже и думать о нем забыла. Прошло уже тринадцать месяцев моей новой жизни, и эти месяцы были столь насыщены, что все, что было раньше, отошло на далекий-далекий задний план, словно даже и было вовсе не со мной, словно я просто когда-то давно прочитала об этом в книжке. Я даже не помнила уже точную дату операции (в отличие от дат, связанных с жизнью Эмили, я ведь не зубрила ее специально). Я уже полностью привыкла к своей новой внешности, а об изменениях, все еще происходящих у меня внутри, не задумывалась. Мое здоровье не давало мне поводов задумываться об этом.
Так что это письмо стало для меня, как говорится, громом среди ясного неба.