Читаем Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. полностью

Пример тому — труды историка Г. Дюпон-Феррье, заведовавшего более двадцати лет (1915–1937 гг.) кафедрой Истории политических, административных и судебных институтов Франции в Школе хартий. Им было написано большое число исследований о персонале ведомств и служб короны Франции эпохи позднего Средневековья, а многотомное издание «Королевская Галлия» является непревзойденным собранием сведений для просопографических исследований[15]. Хотя эти труды продолжают быть важным источником сведений о служителях ведомств и служб, но они не содержат обобщений или глубоких идей, а частично и просто «не операбельны»[16]. К тому же его труды пришлись на время широкого общественного импульса к либерализации: несмотря на призыв А. Пиренна писать «тотальную» историю, государство начинает восприниматься как нечто противостоящее обществу, а исследования институтов власти и их персонала кажутся уже чем-то архаичным. Вновь «не повезло» Палате счетов: книга по истории этой второй по значимости верховной курии Французской монархии подверглась на страницах журнала «Анналы» уничижительной критике Л. Февра, упрекавшего автора в «убогости философии» и преклонении перед фактологией, словно бы не замечая, что им проделана беспрецедентная работа по «возрождению из пепла» — буквально, ввиду пожара 1737 г., погубившего архив ведомства, — этого важнейшего института короны Франции[17]. Главная претензия Л. Февра сводилась к игнорированию автором социального и ментального аспектов, причем (как выявила полемика) это игнорирование было намеренным. Но в новых условиях и при новых общественных запросах даже честное исследование административной истории без учета иных факторов выглядело бессмысленным.

Наступала новая эпоха в историографии, и «школа "Анналов"» предложит новаторский метод синтеза различных начал общественной структуры. Однако у этого подхода имелся предшественник во Франции, не упомянутый выше в контексте французской историографической традиции XIX в. Из цельного направления историографии второй половины XIX в. явно выпадала фигура Ж. Мишле — выдающегося историка, «отца медиевистов», чьи труды не были должным образом оценены современниками. Он первым осмелился писать «тотальную историю», в которой нашлось место и правовому документу, и стихотворному произведению, чем предвосхитил нынешний междисциплинарный подход. Он мечтал «оживить» человека прошлого, обозначив тем самым, по выражению П.Ю. Уварова, «основной инстинкт» историка[18]. Наконец, он может считаться и родоначальником «новой социальной истории», поскольку первым обратил внимание на конкретно-исторические критерии социальной идентичности, на глубинные умонастроения и общественное мнение как свидетельства социальной структуры общества, предлагая, по выражению Ж. Ле Гоффа, «ловить общества прошлого их собственными сетями»[19]. Эти подходы оказались востребованы лишь к середине XX в.

Считается, что «школа "Анналов"» игнорировала политическую историю, сосредоточив свое внимание на культурно-социальном аспекте, но это впечатление обманчиво. Дело не только в том, что один из двух отцов-основателей, М. Блок, ставил историю государства на второе место после экономической и социальной истории. Дело, главным образом, в том, что он написал в 1924 г. новаторскую работу «Короли-чудотворцы», которая давала образец синтеза политической и культурно-психологической составляющих исторического процесса, предвосхищая нынешний интерес к массовым представлениям и политическим ритуалам[20].

Появление «школы "Анналов"» способствовало не только «возврату к человеку», но и новому сопряжению материи и духа в способах осмысления истории[21]. По мнению основателей этого направления, «картина мира» человека, глубинные параметры его сознания, названные словом «ментальности», оказывали решающее воздействие на всю его деятельность. Так появилось направление исторической антропологии, знаменовавшее «возврат к человеку» в историческом исследовании, но уже в новом ракурсе — физическом и психологическим, и оказавшее обновляющее воздействие на политическую историю.

Призыв М. Блока поставить административную историю во взаимосвязь с «социальным», без чего она «остается чем-то безнадежно безжизненным», дал импульс едва ли не самому продуктивному направлению исследований средневековой государственности — изучению служителей короны в русле «социологии власти»[22]. В основе этих трудов лежала просопография (методика была взята у антиковедов), изучение биографий, социального и персонального состава ведомств и служб короны Франции. Она позволила «оживить» государство-«монстр» и наполнить его стратегиями, чаяниями и культурными ориентирами приходящих на службу людей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее