Формула алхимика

Пристав был не на шутку обеспокоен — разгром ювелирной лавки средь бела дня не мог остаться незамеченным: вечером непременно вызовут на доклад в управление.

— Что же это творится? — бормотал он на ходу. — Совсем обнаглели… Я еще понимаю ночью, под покровом, так сказать… Но чтобы средь бела дня, на глазах обывателей… У нас кто городовой у Кокушкина моста? — обернулся он к рыжебородому околоточному.

— Поколено! — доложил Свинцов.

Пристав обернул удивленный взгляд — кому «по колено»? И главное — что?

— Это фамилия, — поторопился разъяснить старший помощник, семенивший по левую руку, которой Евсей Макарович придерживал бьющую по ногам шашку.

— Так точно! — подтвердил Свинцов. — Поколено Степан Капитонович.

— Где ж он был, когда грабили?

— Будет наказан! — все так же бодро отозвался околоточный.

Городовой Поколено сидел на корточках рядом со входом в разбитое торговое заведение и прижимал к макушке окровавленный платок. Как выяснилось, налетчики подъехали на экипаже без номера, Степан Капитонович двинулся было для выяснения, но получил сзади по затылку чем-то тяжелым, отчего пришел в состояние временного беспамятства и рухнул на мостовую. Злоумышленники связали его кожаным ремешком, обрывки которого валялись тут же: избавиться от них помог второй приказчик лавки, Мирон — такой же щуплый, как и его напарник, но без кудряшек, а зализанный на прямой пробор.

Приняв доклад подчиненного, Свинцов обругал его «бобром морковным» и принялся разгонять собравшихся зевак:

— А ну, заворачивай оглобли! Сели-поели-опять-полетели!

— Не мешаем полиции проводить дознание, — подключился Пилипченко.

Осколки стекла из витрины мерзко хрустели под ногами.

Из двери лавки прямо на пристава выскочил репортер в клетчатом пиджаке с козлиной бородкой. В руках у него была новейшая портативная «Дюшесса» c пневматическим затвором и двойным растяжением меха. Такие продавались в магазине торгового дома «Контесса Неттел» в Гостином дворе.

— Господин пристав, кого подозревает полиция? — набросился он на Евсея Макаровича. — Вопиющий случай! Совершеннейшее Мальплаке!^[21] Как вы полагаете, почему преступники считают золото навозом?

Троекрутов сморщился как от зубной боли и обернулся в поисках защиты к фон Штайндлеру.

— Кто разрешил? — старший помощник тут же влез между начальником и газетным работником и принялся оттеснять. — По каком праву осматриваете?

— «Временные правила»^[22] не возбраняют, — нагло ответил репортер, щелкая кнопками футляра «Дюшессы». — Преступление имеет общественную значимость.

Из лавки вывалилось еще несколько господ с фотокамерами в таких же клетчатых пиджаках:

— На какую сумму причинен ущерб?

— Застраховано ли имущество?

— Я щас покажу тебе «значимость», — подоспел Свинцов к козлобородому с «Дюшессой» и незаметно, но чувствительно ткнул его в бок. Тот ойкнул и ретировался, подав пример собратьям по ремеслу. Глава 20

«Золото — навозъ»

В лавке на покрытой темно-синими обоями стене красовалась сделанная белилами надпись — «Золото навозъ». Тут же валялись орудия преступления — опрокинутое ведро и малярная кисть-ручник, которые, видимо, привезли с собой налетчики. Пол был покрыт битьем: сорванные рекламные плакаты в изломанных рамах, разнесенные в щепки витрины, груды стекла, десятки бархатных футляров и обтянутых шелком подложек. Меж щепок и осколков поблескивали золотые перстни, браслеты и кулоны. Все это было обильно присыпано белым пеплом от магниевых факелов, которые успели здесь нажечь фотографы.

Спасский возился с треногой, на которую намеревался приладить видавший виды карповский «Рефлекс», прихваченный из участка по поручению Жаркова. Сам криминалист рылся в саквояже в поисках нужных инструментов.

Ардов задумчиво смотрел на надпись.

— Почему навоз-то? — подойдя, не удержался пристав.

— Наверное, призывают отказаться от материального? — предположил Илья Алексеевич.

— Революционеры? — встрепенулся Евсей Макарович. — Только этого не хватало. Уж лучше бы унесли что-нибудь. Оскар Вильгельмович, — обернулся он к Штайндлеру, который опрашивал расчесанного на пробор приказчика и еще двух посетителей, ставших невольными свидетелями, — что-нибудь унесли?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство, — подскочил старший помощник. — Налетели, били молотками. Все повытряхивали, но ничего не взяли, ни единого колечка.

— Точно — революционеры, — Евсей Макарович почувствовал, что задыхается, и поспешил вон из лавки.

— Насмерть перепугали посетительницу, супругу статского советника Нагольного, — продолжил доклад старший помощник, пробираясь следом. — Хлопнулась в обморок.

Пристав остановился у выхода и оглядел зал.

— Где она?

— Увезли в Мариинскую больницу.

— Надо будет навестить, — поднял палец Евсей Макарович, как бы поручая помощнику не позабыть этого своего намерения, — засвидетельствовать, так сказать.

Придержав шашку, он стал перебираться через порог на свежий воздух.

— Нагольный — это ведь из Главного управления уделов?

— Так точно-с, — подтвердил фон Штайндлер и вышел следом.