Захария моментально обернулся и встретился взглядом с таким же высоким, как и он сам молодым человеком, лет двадцати пяти. Но учитывая райские особенности, ему запросто могло оказаться сколько угодно лет, от ста, судя по возрасту дочери и до двух тысяч. Папа был одет в летний армейский камуфляж, высокие болотные сапоги и панаму армейского образца времен Советского Союза, сдвинутую на затылок, так, что хорошо были видны его внимательные стальные глаза с белесыми бровями и прищуром профессионального снайпера. В одной руке он держал удочку из искусственного бамбука, а в другой пластмассовое ведерко, наполовину наполненное еще трепыхающимися карасями.
— Ой, пап, познакомься, это Захария! — защебетала Ирия, нисколько не растерявшись от возникшей неожиданности.
— Захария, — представился полковник потенциальному тестю, протягивая свою руку для пожатия.
— Евстафий Андреевич, — отрекомендовался тот, неспешно ставя ведро на тротуар и пожимая протянутую руку.
Пожатие у него было крепким, но без фокусов, когда начинают изо всех сил давить руку визави для того, чтобы показать кто в доме хозяин положения.
— Где-то я вас уже видел, — задумчиво произнес Евстафий Андреевич, — уж больно лицо мне ваше знакомо.
Захария пожал плечами, но тоже более внимательным взором окинул собеседника. Его лицо тоже ему кого-то напоминало, но он не мог пока вспомнить кого именно. Тем временем, видимо прокрутив в голове недавно встречающиеся образы, рыбак неожиданно хлопнул себя по лбу:
— Ну как же! Вспомнил! Ее вот, — ткнул он пальцем в сторону дочери, — спальня вся утыкана твоими фотографиями. Лет пятьдесят уже собирает и развешивает.
— Ну, пап! — негодующе воскликнула дочь, покрываясь алой краской до корней волос.
— Что, пап?! — ехидно осведомился отец. — Радоваться надо, а не возмущаться. Все фотки да фотки, а тут, понимаешь, натуральный образец. Герой, кавалер, без пяти минут генерал. Честь какая, нам с матерью.
— Пап, перестань! Вечно ты со своими насмешками, — перешла дочь в контратаку.
И тут Захария вспомнил этот чуть насмешливый взгляд светлых, как литовские озера глаз. Он несколько раз видел этого человека на форумах и заседаниях ангельских служб, требующих координации действий между полевыми агентами и ангельским спецназом. Помнится у обладателя этих глаз было звание подполковника и должность заместителя командира сил специального назначения Шестого Сектора. А еще ему вспомнился кровавый и страшный XIV век и юноша с тем же именем и теми же глазами, залитый кровью и с веревкой на шее. В постный день юный воин Великого князя литовского Ольгерда по имени Евстафий публично отказался оскоромиться за что жестокий правитель приказал своим палачам отрубить ему ноги и руки, но не добился от того даже стона. Вконец обозленный упорством юного воина, он приказал повесить его на нижних ветвях раскидистого дуба. «Теперь понятно, откуда у нее фамилия Литвинова» — пронеслось молнией у него в голове.
Не вникая в препирательства дочери и отца и игнорируя явную насмешку в свой адрес (спецназовцы всегда были слегка высокомерны к ангелам-хранителям, считая их всего лишь людскими советниками, а не настоящими защитниками, как они сами), Захария взял слово:
— Прошу простить меня великодушно, Евстафий Андреевич, за то, что не представился вам заранее. Поверьте, просто пока не нашел подходящего случаю повода. Мы с вашей замечательной дочерью знакомы всего три дня, и я теперь понимаю, откуда в ней столько хороших и достойных черт.
— Зачетно, — проговорил папаша, поднимая большой палец правой руки. — Ладно, полкан, не надо лишних суесловий. Мы взрослые люди и все понимаем. Единственное о чем прошу, так это сберечь честь моей дочери и моей семьи.
— В этом можете не сомневаться, — глядя прямо в глаза отцу, твердо сказал Захария и опять протянул руку.
Рука не повисла в воздухе. Ответное рукопожатие было таким же твердым и спокойно-уверенным, как и в прошлый раз.
— Сейчас в гости не зову. Вижу, что вам пока надо пообщаться в спокойной обстановке, побыть наедине, но в дальнейшем, милости просим. Двери нашего дома для вас открыты.
— Спасибо! — расчувствовался Захария. — Я обязательно воспользуюсь вашим приглашением, причем, в кратчайшее время.
— Мать дома? — спросил Евстафий у дочери.
— Да, — кивнула она, — утром пришла с дежурства. Спит.
— Ладно. Я тихонько тогда. А вы, — обратился он к Захарии, — надолго гулять собрались, молодежь?
Ирия не удержалась и прыснула от смеха. Улыбнулся и Захария. Поняв двусмысленность слова «молодежь», Евстафий тоже не смог скрыть улыбку.
— Я помню. Мне ваша дочь уже говорила, что позже одиннадцати задерживаться ей крайне не рекомендуется, поэтому следуя духу и букве вашего домашнего устава, обязуюсь уложиться в нормативные сроки, доставив ее к этому же самому месту в целости и полной сохранности, — на полном серьезе ответил он за себя и за свою спутницу.