Формула Бога. Восхождение

В Раю все знают, на Земле знают лишь единицы, а остальные могут только догадываться, что в знаменитом параде Победы, состоявшемся 24 июня 1945 года, принимал участие сводный батальон ангельского «спецназа». В то памятное утро с утра зарядил нудный не по-летнему дождик. Когда основная часть парадных «коробочек» прошла перед мавзолеем, то после пулеметных тачанок, перед тем как должна была пройти колонна техники, образовалась небольшая пауза. Именно во время этой паузы и прошел, чеканя шаг, сводный ангельский батальон, как раз под командованием, тогда еще майора, Евстафия Андреевича Литвинова. Капли дождя падавшие на марширующих ангелов частично демаскировали их перед многочисленной публикой и не менее многочисленными кинооператорами. От внимательного взора людей и телекамер не укрылись призрачные крылатые существа стройно и гордо маршировавшие мимо трибун. Не укрылось это и от Сталина. Все, кто были на площади замерли в оцепенении, но даже до самых тугих умом дошло, что Небесное Воинство на стороне советского народа. Дошла эта немудрящая мысль и до военных атташе «союзных» государств. И в высоких кабинетах, где-то там за морями, сделали из этого правильные выводы. Конечно, киноаппараты и пленку, компетентные органы изъяли, а в официальной кинохронике на этом месте образовался никем не объясняемый разрыв и довольно неумелая склейка. Но только с тех пор, по негласному распоряжению высшего руководства страны, перед тем, как парадный оркестр завершит свое прохождение, давалась пауза, в несколько минут, для того, чтобы ангелы смогли пройти строем в заслуженном ими параде.

Все эти воспоминания быстрой стаей пронеслись в голове Захарии, однако его слегка задумчивый вид не укрылся от взора девушки.

— Гражданин кавалер, — нетерпеливо обратилась она к своему спутнику, — вы долго еще намерены разглядывать мой подъезд?

— А? Что? — не сразу сориентировался он, отходя от воспоминаний. — Прости Ирия, задумался, глядя на твоего отца.

— Понимаю. Я тоже часто задумываюсь о нем. И все время боюсь, что однажды и он может не вернуться из очередной операции по спасению кого-то или чего-то, — голосом полным печали и сострадания произнесла она. — А на маму, так и вообще смотреть страшно в это время. Остановится и молчит, глядя в одну точку. Она и спит то только когда он рядом.

— Прости. Я правильно понял, что мама где-то работает на ответственном посту? Ты сказала, что она где-то дежурила.

— Да. Она работает врачом в ангельском госпитале, закрепленном за «спецназом», — улыбнулась она. Мысль о маме помогла девушке выйти из тревожного состояния. — Она у меня из XV века. Из-под Пскова. Была послушницей в женском монастыре. Травы целебные собирала, за больными да немощными ходила. Как-то после очередного мора от черной оспы, заприметила она, что некоторые крестьянки, что имеют дело с коровами, хоть и болеют оспой, но все же не умирают, как остальные. Вот и удумала прокалывать оспенные пустулы доярок, да протягивать через них нитку, а потом поцарапала свою кожу на руке, да и привязала эту нитку в поцарапанном месте. Заболела, конечно, но оклемалась. А потом и деревенским ребятишкам такое сделала, утаив от их родителей. Кто-то из них проговорился родителям, а те пошли жаловаться матери-настоятельнице. Та испугалась, что крестьяне подожгут обитель и ввергла маму в монастырское узилище, в подвал на цепь посадила. Там мама и умерла через три года от чахотки. А тут вот уже и папу встретила.

— Да-а, — протянул Захария, — невеселое повествование, как я погляжу. Что ж, значит, ты уже во втором поколении служишь в ангельском воинстве? Династия? Ну, хорошо, что хоть за тебя у матери душа не трепещет.

— Почему же не трепещет? — лукаво скосив на него глаза, спросила она.

— Ну-у, — потому что работа секретарем чуть менее опасна, чем работа спецназовцем, — улыбнулся он ей в ответ. — Правда, тут тоже имеются свои риски, если учесть то, с каким начальством тебе приходится иметь дело ежедневно.

— А с чего ты взял, что я не состою в «спецназе»? — вкрадчиво поинтересовалась она, заглядывая ему прямо в зрачки.

— То есть как это, состою?! — не понял он. — Ты же — секретарь. Или я настолько отстал за тридцать лет, что ничего не понимаю в происходящем?!

— Не столько отстал, сколько никогда этим не интересовался. Уже более ста лет, как в спецназ начали принимать и девушек. Двадцать лет назад я подала заявку о зачислении меня на вольные курсы слушателей Высшего Ангельского Специального Военизированного Училища, где и занимаюсь раз в неделю без отрыва от основного места работы. Для краткости я называю это «секцией». Вчера, я как раз и была на секции. Так как я всего лишь «вольный слушатель» и посещаю занятия раз в неделю, то мое обучение вместо положенных пяти лет, растягивается на двадцать пять. Папа настоял на этом, в надежде, что за четверть века мне это надоест, и я поменяю планы.

— Но…

— Но у меня папин характер, поэтому я никогда не меняю принятых ранее решений, — опять лукаво улыбнулась она. — И вообще, долго мы тут будем торчать?! Кто-то мне обещал прогулку…