Формула Бога

— Ну, я бы сказал, что мы свободны в своих решениях. Разве не так? — Томаш кивнул подбородком в сторону окна. — К примеру, я приехал сюда, в Коимбру, потому что так решил. А ты ешь эту кашу, — он указал на тарелку перед отцом, — потому что тебе ее захотелось.

— Ты полагаешь, эти решения действительно приняты свободно?

— То есть… ну, в общем… думаю, да.

— А не приехал ли ты в Коимбру, будучи психологически мотивирован тем фактом, что болен твой отец? Не ем ли я эту кашу, потому что физиологически мне ее легче глотать? Или может, я ем ее под влиянием телерекламы, хотя и сам этого не сознаю? — Отец многозначительно поднял брови. — До какой степени мы на самом деле свободны в принятии решений? Не окажется ли на поверку, что решения, которые, как мы думаем, приняты свободно, обусловлены бесконечным числом факторов, о существовании которых мы часто и не подозреваем? Не иллюзорна ли свобода воли? Не детерминировано ли, не обусловлено ли все на свете, хотя мы этого не сознаем?

Томаш улыбнулся. Ему было приятно, что отец так увлекся, и нравилось ему подыгрывать.

— А что говорит наука? Мы свободны или нет?

— Насчет этого большие сомнения, — отец лукаво улыбнулся. — Если не ошибаюсь, первым из великих поборников детерминизма был грек по имени Левкипп, утверждавший, что ничто не происходит случайно и у всего есть своя причина. Платон и Аристотель приписывали человеку свободу воли. Такого же взгляда придерживалась Церковь. Это было ей на руку. Если человек обладает свободой воли, с Бога как бы снимается ответственность за творимое в мире зло. Однако благодаря Ньютону и последующим достижениям науки детерминизм стал восстанавливать свои позиции. Маркиз Пьер де Лаплас, один из наиболее значительных физиков XVIII века, пришел к заключению: вселенная подчиняется фундаментальным законам. Он предложил мысленный эксперимент, которым предсказал, что, постигнув эти законы и зная положение, скорость и направление движения каждого объекта, каждой существующей в мире частицы, мы сможем узнать и прошлое и будущее. Персонаж этого умозрительного построения получил имя Демона Лапласа. Нет ничего неопределенного — все предопределено.

— А что говорит современная наука?

— Эйнштейн разделял эту точку зрения, и теории относительности построены на принципе вселенского детерминизма. Но дело усложнилось с появлением квантовой теории. В 1927 году Гейзенберг констатировал, что точную скорость и точное местоположение микрочастицы одновременно определить невозможно. Так родился принцип неопределенности, ставший…

— Я об этом уже слышал, — перебил Томаш, вспомнив Ариану. — Поведение крупных объектов детерминировано, а малых — индетерминировано. Не эта ли проблема явилась отправным моментом для поиска так называемой «теории всего», способной примирить указанные противоречия?

— Точно, — подтвердил математик. — Сегодня это — великая мечта физики. Ученые находятся в поиске всеобъемлющей теории, которая бы объединила теории относительности и квантовую теорию, а также наряду с другими вопросами решила проблему детерминизма и индетерминизма. Однако важно отметить одну вещь. Принцип неопределенности гласит, что с точностью определить поведение частицы невозможно по причине присутствия наблюдателя. В течение многих лет данная проблема постоянно питала наши разговоры с профессором Сизой… который исчез… Дело в том, что принцип неопределенности, будучи истинным, спровоцировал то, что мы с ним называли водопадом глупостей. Некоторые физики договорились до того, что частица сама решает, где ей находиться, только при появлении наблюдателя.

— Ну да. Это та самая теория, согласно которой электрон, помещенный в коробку, поделенную на две части, одновременно находится в обеих ее частях, и только когда наблюдатель в нее заглянет, электрон примет решение, в какой части ему быть…

— И это стало предметом насмешек со стороны Эйнштейна и других физиков. Для обличения нелепости подобной идеи они придумывали различные наглядные примеры, самый известный из которых — кот Шрёдингера. — Он откашлялся. — Шрёдингер предположил, что если идея о нахождении частицы одновременно в двух местах верна, то и кот, помещенный в ящик вместе со склянкой яда, тоже должен быть одновременно живым и мертвым, что абсурдно.

— Да, — согласился Томаш. — Но разве та же квантовая механика не вписывается в математическую науку и реальную действительность?