Формула яда

один скверик, расширяя сжатое домами Средместье. И эта весть и то, что, исчезая, стена открывала скрытый веками от взглядов населения фруктовый монастырский сад, вызывало в душе приятное чувство. Всякий раз, когда надо было идти по делам в город, я сворачивал сюда и, если было свободное время, подолгу следил за спорой работой солдат гарнизона. Как-то раз, когда они сделали перекур и грелись поодаль на солнышке, окруженные детворой, я взял лежавшую на земле кирку и размахнулся ею. Я не рассчитал удара. Кирка оказалась тяжелее той, что я видел в первый день у солдата, начинающего работу. Она потянула меня на излете назад и глухо стукнулась тупым концом в остаток монастырской стены.

— Э-гей, папаша! Ты всю стену сразу свалишь, и нам делать будет нечего! — насмешливо крикнул издали чернявый солдат со значком отличника снайпера.

Не обращая внимания на окрик, я подошел к стене совсем близко и стал простукивать ее штукатурку в том месте, откуда послышался глуховатый удар. А надо сказать, что поодаль валялись, отброшенные отсюда, видно, очень недавно, старые двери, заплесневелые доски и высокий мусорный ящик. Следы сырости на стене, прилипшие к серой штукатурке корни давно увядших ползучих растений подсказывали, что весь угловой стык был годами захламлен и только сегодня солдаты расчистили подход к нему, чтобы разобрать кирпичную кладку и открывать фруктовый сад теперь уже со стороны Валовой улицы. Приблизительно метра полтора над землей оштукатуренная стена, когда ее касалась рукоятка кирки, звучала очень глухо, совсем иначе, чем в других местах. В одном месте из кирпича торчала шляпка гвоздя. Я ударил по ней. На волнистой кладке штукатурки проступил квадрат замаскированного входа. Теперь я потянул за шляпку гвоздя на себя, и хитро замаскированная дверца, заскрипев на ржавых петлях, обнаружила потайной вход в стене и деревянные ступеньки, ведущие вниз.

— А ну, ребята, сюда! — крикнул я.

Пока солдаты подбегали ко мне, мигом возникли в памяти любимые с детства истории о замаскированных кладах, о монастырских тайниках.

Вспомнился мне рассказ одного приезжего историка, что во львовских монастырях можно найти документы, раскрывающие тайну происхождения Лжедимитрия.

Ведь отец Марины, прельстившей авантюриста и претендента на русский престол, был — как говорили здесь — «фундатором» как раз этого самого монастыря ордена святого Бернарда...

— Эге, да тут лаз! — протянул чернявый солдат, первым подбежав ко мне и заглядывая в дыру, откуда потянуло затхлым запахом подземелья.— А может, бандеровский бункер?

— Давайте раздобудем фонарь да и поглядим: что там такое? — сказал я.

— Погодите, гражданин! — подозрительно разглядывая меня, сказал чернявый сержант.— А, собственно говоря, какое вы имеете отношение к этой стене? Документы!

Зная, что причастность всякого «цивильного» к открывшейся тайне может вызвать естественное подозрение у людей военных, прибывших с востока, да еще молодых по летам, я спокойно вынул редакционное удостоверение и протянул его чернявому снайперу.

— Это — другой разговор! — протянул солдат.— Печать мы любим и уважаем... Познакомимся. Меня зовут Каменюка. Иван Каменюка.

— Рад с вами познакомиться, товарищ Каменюка,— столь же приветливо ответил я.— Так как же нам раздобыть огонька?

— Беги в казарму, Колодий, да возьми у старшины «летучую мышь». Скажи — клад монашенский нашли!— приказал Каменюка стоящему поодаль русому, низкорослому солдатику.

— А может, тут евреи во время оккупации прятались? — сказал седой железнодорожник в форменной фуражке.— В местечке Великие Мосты один парикмахер все тридцать семь месяцев, пока не вернулась Красная Армия, скрывался от немцев в куполе часовни. Только ночью вылезал он из своего схрона, и все это время никто не знал, что скрывается он там...

И это предположение не было лишено оснований. Около тысячи евреев Львова спаслись во время оккупации только потому, что большинство из них с помощью хороших, честных людей соорудили себе в самых неожиданных местах такие тайники — «схроны» — за фальшивыми стенками, в подвалах, в дымоходах, а подчас и в открытом поле. Быть может, и здесь, рядом со святой обителью, тоже прятались обреченные на смерть?

...Первым спустился по скрипучей лестничке в проем, держа в руке чадящую «летучую мышь», сержант Каменюка. Он спускался осторожно, нащупывая ногами ступеньку за ступенькой, и потому мне приходилось все время сдерживать движения, чтобы не наступить Каменюке на пилотку. Но вот он соскочил с последней ступеньки на твердую землю и, присвечивая фонарем, сказал:

— А тут какой-то коридор!

Да и впрямь, уже значительно выше уровня фундамента стены, в ее кирпичной кладке, обозначилось черное овальное отверстие коридора, идущего на запад горизонтально.

— Пошли в коридор! — сказал я сержанту.— Только осторожно давайте...

— Хлопцы, як нас какая-нибудь чертяка душить станет — гайда на подмогу! — крикнул Каменюка и шагнул в темноту, разгоняемую тусклым светом «летучей мыши». Но, пройдя шага четыре, нагнувшись, он внезапно остановился и шепнул: —Дверь!