Формула клада

– Да я… Благодарствуйте, пане! – сияющий улыбкой Сенька наскоро поклонился и завернул углы скатерти, сгребая в кучу стоящие на столике склянки с лекарствами для Джереми, серебряную ложечку, чашку кузнецовского фарфора, хрустальный стаканчик… Закинул узел на плечо и побежал вниз по лестнице, туда, где сложенные для реквизиции Ревкомом излишки уже волокли на двор – а вслед им летели посуда, мебель, перины. Из окон, точно огромные птицы, трепеща страницами, планировали книги.

– Теперь ты… – Григорьев обернулся к молчащему будто камень хозяину дома и недобро прищурил маленькие глазки. – С вас, одесских богатеев, порешили мы с хлопцами взять контрибуцию – пятьсот мульенов золотом.

Ида Марковна начала медленно сползать вдоль дверного косяка.

– Все, что у меня есть, вы и так забираете, – наконец разлепил губы Соломон Моисеевич.

– Так то ж как с жида, – деловито пояснил ему Григорьев. – А ты ж еще и банкир! Нечего тут на жалость бить: когда из трудового народа кровь пил, жалости не чуял. Не кочевряжься, пархатый! А ну, хлопцы, волоки их на двор!

– Нет! Мама! – закричала Ривка. Ида Марковна прижала дочь к себе. Пахнущие табаком и гарью руки впились в Ривку со всех сторон, она отчаянно вцепилась в мать, но последовал удар, и Ида Марковна отлетела в сторону. Ривка попыталась ухватиться за перила, но ее ударили по пальцам прикладом и поволокли вниз по ступенькам.

У Джереми потемнело в глазах, он попытался вскочить…

– Этого берите тоже, – махнул на него Григорьев. – И старикана… пущай полюбуется.

– Отпустите хотя бы мальчика, он тут вообще ни при чем, он англичанин, – глухо выдавил Соломон Моисеевич.

– Да все они одинаковые, жидовские прихвостни.

Джереми заломили руки. От боли мутилось в голове, ноги на ступеньках заплетались… Он не сразу понял, что вопли Ривки вдруг стихли, перестали хлопать двери и бухать о мостовую выброшенная в окна мебель. Взвизгнули шины, резко гуднул автомобильный клаксон… Хватка на его плечах разжалась, Джереми повело в сторону… и чьи-то руки вдруг заботливо подхватили его, помогая удержаться на ногах.

– Так… А это шо такое? – вопросил Григорьев.

– А это, милейший, страшный кошмар антисемита: кругом жиды – и все со шпалерами! – ответили ему. На Джереми дохнула волна броваровского одеколона, он затряс головой, разгоняя то ли запах, то ли плавающие перед глазами алые шары, и увидел черный капот открытого автомобиля. На переднем сиденье стояла рыжая – и целилась из знакомого браунинга поверх лобового стекла. Чуть дальше поблескивала остатками лака на ободранных бортах конная пролетка, до отказа набитая вооруженными парнями, одетыми с характерным для Молдаванки шиком. Судя по перекликающимся голосам, топоту конских копыт и гудкам клаксонов, пролетки и автомобили окружили весь квартал. Группа на крыльце замерла: застыла Ривка, замерли волокущие ее григорьевцы, остановились и те двое, что тащили Соломона Моисеевича. Только пух из вспоротых перин продолжал лететь из окна и оседать поземкой на мостовой.

Дверца хлопнула, и из автомобиля выпрыгнул франт из франтов: сверкали его лаковые штиблеты, сверкали набриолиненные волосы, огнем горели перстни на пальцах и посверкивал вороненой сталью револьвер. Движением плеча сбросил на сиденье пальто с роскошным бобровым воротником. Остановился перед Джереми и улыбнулся, вздернув щегольскую ниточку усов:

– Чтой-то вы не фасонно выглядите, юноша! Таки осторожнее надо быть при вашей профессии, а то словили пулю, как какой-то шлимазл, – цокнул языком франт, заставивший его подорвать дверь банка. – Элечка, позаботьтесь о нем – хороших медвежатников надо ценить, а то ведь не идет молодежь в солидную профессию, всем гоп-стопы подавай… или вот погромы. – Он кивнул Джереми и танцующей походкой направился к Григорьеву.

У Джереми над ухом фыркнули, и только сейчас он понял, что под локоть его держит вторая рыжая.

– Мы и так заботимся о вас даже больше, чем подобает, – с неожиданной для хрупкой девушки силой подтаскивая его к автомобилю и усаживая прямо на капот, проворчала вторая рыжая.

– Второй раз вас спасаем, – не отрывая глаз от группы у крыльца, коротко бросила первая рыжая. – Право же, за вашу помощь в «Лондонской» мы расплатились.

– Спасаете вы меня из авантюр, которые сами и затеяли, – бросил в ответ Джереми.

– Миша! – у Соломона Моисеевича перехватило горло. – Вы наконец приехали!

– Сёма, иногда вы мудры как не Соломон Моисеевич, а целый царь Соломон, иначе бы вы не были банкиром белых, и банкиром немцев, и банкиром французов, и что особенно ценно для нас с вами – банкиром Мишки Япончика. Но вы таки дурак, Сёма, если не понимаете, шо я бы приехал немножечко раньше, если бы вы таки меня позвали! У вас шо, нет мальчика, шоб выскочить через черный ход и сбегать за Мишей? – походя изъяв встрепанную и заплаканную Ривку из рук хлопцев и толкая ее к отцу, ответил франт.

– У нас таки нет мальчика, Миша, у нас только Фекла Ивановна!