Формула красоты

Был чудный день. Светило солнце. Стены домов напротив контрастировали с алыми пятнами цветов балконов и окон. Внизу под вывеской «Гамбринуса» были расставлены столики и развлекался народ. Мы поднялись по узкой лестнице в полутёмный номер, где шевеля пальцами босых ног, сидел на кровати шеф. По номеру были разбросаны вещи, и он сидел теперь в центре Парижа, как прежде на собственной кухне, хозяином. Мы вышли на улицу и, подхватив под руки раскормленную медпатронессу Аду Ровгатовну Котовскую, прошлись взад-вперёд перед шефовой камерой. Мы, конечно, надеялись увидеть эту картину позже и вспомнить этот эпизод – «Приезд в гостиницу „Дюк де Эльзас“» с вывеской «Гамбринуса» и параджановской белой стеной с алыми пятнами. Но никогда ничего мы больше не увидели, потому что угодили во второй эшелон.

В тот вечер шеф с Таисией отправились на приём к начальнице международного отдела КНЕСа, вдвоём вопреки нашей прежней коллективной практике, а нам только и оставалось погрузиться в волны самодеятельности. Вечером, гуляя по нашей узкой улочке, мы встретили Териона и Лабарта, которые тоже спешили на приём, где не было места для нас, и этим отмечалась очередная примета времени, напоминая, что наше время ушло и фокус праздника сместился от нас в сторону.

Ну, что, казалось, в этом плохого? Мы были одни, без присмотра на желанных парижских улицах. Вокруг кипела толпа, а мы потерянно бродили в ней, хотя прежде были так счастливы и горды в подобных обстоятельствах. Центр Парижа в этот вечер оказался оцепленным. Начиналось грандиозное действо праздника.

Мы были одни, как хотелось, мы любовались «Фонтаном Невинных», очаровательным в своей простоте. Вокруг шумела толпа, всасываясь в пространство боковых улиц, соседнюю Сен-Дени и окружающие вывернутый наизнанку Центр Помпиду с подземным городом троглодитов. Всё было чудесно, но мы бродили теперь, чувствуя себя брошенными собачонками, хотя до этого были счастливы и горды.

В центр Парижа в тот вечер пропускали только приглашенных. Мосты были подсвечены, прогулочные теплоходы одеты в декорации. На площади Конкорд соорудили гигантскую трибуну. В центре её стоял огромный макет старомодного приёмника, у подобных в войну слушали обращение генерала Де Голля к нации. Поздно вечером состоялся фейерверк и расцвеченные кораблики возили по Сене опять-таки избранных. Среди них были и наш шеф с Таисией и японской видеокамерой. А мы вернулись в отель и смотрели праздник по телевизору.

От поездки этой остались в памяти пятна герани, столики под огромной фигурой «Гамбринуса», воды «Фонтана Невинных», мимо которого мы ходили в КНЕС.

Местом нашего «заключения» была темноватая комната, в которой писались протоколы. В ней стояли сдвинутые столы, по которым «возил нас мордами» шеф. Он кричал, и мы не могли понять суть его недовольства?

– Это что вы здесь понаписали? – тряс он бумагами протокола.

Мы терялись в догадках, что он имел ввиду и спрашивали Таисию. Это был наш обычный технический протокол, каким заканчивались встречи: обязательный, скучный и точный. Потом внизу в большом представительском зале КНЕСа состоялась «коронация». Нас награждали. И странное дело, чествовали не участников проекта, а руководителей. Мы составляли как бы второй эшелон, необходимый, но не определяющий. Затем банкет и уставленный яствами стол с обслуживанием, и я, сам не пойму отчего, взял себе роль дополнительного официанта.

– Для шефа, – говорил я, заказывая питье, которое молниеносно поглощалось, и я подносил разные закуски и напитки, и всё разом опрокидывалось и проглатывалось, не прекращая разговора, не вызывая видимых изменений и потому казалось бессмысленным. Я заявил между делом французам, что, видимо, сменю амплуа. Пиар – сфера моя в будущем. Меня невнимательно слушали, видимо, считали – поживём-увидим. Зала опустела, и я отправился в гостиницу. Журчал каскадный «Фонтан Невинных», теснились пары вокруг, а я себе шествовал в гостиницу, в гостиничную пустоту, что с параджановским экраном напротив.

Прождав в одиночестве полчаса, я вернулся в КНЕС. В зале его было пусто, а у раздаточного стола наш шеф беседовал со следующим французским космонавтом Тонини.

И был ещё неприятный вечер, застрявший занозой в памяти. Хитросплетениями близлежащих улиц нас повели в маленький ресторанчик, и по дороге было неловко от того, что шеф, являясь центром внимания, говорил с нами избирательно. Дошли, уселись за длинный стол в узкой комнате, и начались привычные речи.

Сначала выступил Лабарт. Он приятно говорил о предстоящем продолжении, о том, что в следующие разы непременно приезжайте в Париж с жёнами… И я не выдержал и прошептал сидящему рядом Славке, что если шеф приедет со всеми женами, то ого-го-го, накладно выйдет устроителям. И странное дело, шеф или услышал или догадался, хотя не рядом сидел, а напротив, наискосок.