Возле «Боевого листка», вывешенного в казарме, толпились солдаты и возбужденно переговаривались между собой.
— Во повезло Ветлуге — теперь ему отпуск дадут! Как пить дать домой поедет!
— Ну да, тебе бы так повезло, — ему, говорят, кожу пересаживать будут.
— Да ну?
— Точно. С твоей задницы срежут — ему пересадят.
— Брось трепаться — парень, можно сказать, геройский поступок совершил, а ты треплешься, зубы скалишь.
— Это который Ветлугин — из первого взвода, что ли?
— Ну да, длинный такой, тощий.
— Хохмач он. Мы нормы ГТО сдавали, так он с пятиметровой вышки прыгнуть в воду перетрухал. Не могу, говорит, и все, у меня, мол, с детства высотобоязнь — вроде болезни. Потом на трехметровую спустился, пару раз сиганул и еще смеется: я, говорит, можно считать, с шести метров прыгнул — еще на метр побольше вас!
— Выходит, с вышки прыгнуть боялся, а тут не сдрейфил…
— Это дело другое. На посту ведь.
— Тут, ребята, главное — сразу не растеряться… Вот я, к примеру…
— Про него, наверно, и в газете теперь напишут…
— А как же! Сегодня корреспондент уже приходил, спрашивал…
— Так, ребята, наш батальон, глядишь, на весь округ прославится!
— А что, пусть знают, какие люди в Третьем гвардейском служат!
…Не так уж часто чрезвычайные происшествия врываются в размеренную армейскую жизнь, и оттого ночное событие будоражило сейчас воображение солдат — в конце концов, каждый из них мог оказаться на месте Ветлугина и тоже, ясное дело, не подкачал бы — все они теперь ощущали себя словно бы причастными к тому, что произошло на пятом посту сегодня ночью…
8
Днем в санчасти, в небольшой палате, где лежал Ветлугин, появился секретарь комитета комсомола полка лейтенант Тецоев. Вслед за ним вошел незнакомый Ветлугину офицер. И хотя из-под небрежно накинутого и наполовину сползшего с плеча халата на погоне гостя выглядывала танковая эмблема, все в нем: и походка вразвалку, и манера здороваться, и даже выражение лица, лишенное той твердости, уверенности, которые бывают присущи строевым командирам, — выдавало в нем человека, не привыкшего иметь дело с подчиненными.
— Ну, герой, как дела? — бодро спросил Тецоев. — Медицина еще не совсем замучила? Еще живой?
— Живой, — улыбнулся Ветлугин.
Его забинтованные руки лежали поверх одеяла, на лбу и щеках блестели следы мази, опаленные брови придавали его лицу непривычное — словно бы растерянное, удивленное — выражение, но улыбка была естественной, свободной.
— А тобой уже пресса интересуется. Знакомьтесь — корреспондент окружной газеты старший лейтенант Федоровский.
Корреспондент кивнул, улыбнулся Ветлугину. Он присел на табуретку, а Тецоев пристроился на соседней пустой койке.
— Вы извините, что я вас тревожу… — начал было корреспондент, но его тут же перебил Тецоев:
— Да он же совсем здоровый человек! Его хоть опять на пост можно! Еще десять пожаров потушит!
— Ну хорошо, тогда давайте попробуем начать с самого начала…