Формула счастья

— А ты не думай! — шепотом прервал меня Вернье и многозначительно показал пальцем на потолок. — Поступай как я: не думай!

Банальное напутствие. Но уже установлено, что сам он ему следует только на словах. Я зашел с другой стороны:

— Ты высказал подозрение, что именно роботы — убийцы Фаулера и Штейна. Ты придерживаешься его и сейчас, после убийства Одесты?

— Да! Да! Придерживаюсь!

— Лжешь, как и тогда! — сказал я.

Вернье не возразил, только тревожно посмотрел на меня отекшими от недосыпа глазами. Его лицо приобрело болезненный желтоватый цвет, в волосах было несколько поседевших прядей, а лоб между бровями прорезали две глубокие вертикальные морщины. Он был полным, а руки у него до локтей были худые, сейчас, заметно подрагивающие. И все его существо излучало какой-то безмолвный упрек, только не мне или чему-либо конкретно, а так, ворбще. Упрек всему, что отняло у него преждевременно иллюзии и молодость. «Хлипкая конструкция», сказала о нем Элия и, наверное, была права, по крайней мере, по отношению к состоянию его здоровья. Зачем он прибыл на Эйрену? Насколько больше подошел бы ему уютный земной дом, куда он возвращается вечером, усталый, в дверях его встречают круглолицые, как он, дети, а из кухни доносится приятный звон посуды…

Я встал. Тогда и он вскочил со стула и встал передо мной. Положил руку мне на плечо.

— Пусть пройдут испытания Дефрактора, и мы снова поговорим, — сказал он, просительно глядя мне в глаза. — А о том роботе… меня вообще не интересует, почему ты его уничтожил.

Я молча отстранился, его рука, скользнув по моему плечу, на миг повисла в воздухе. Мы Оба почувствовали себя неловко. Вернье, торопясь без причины, занял свое место перед пультом управления, а я вышел наружу.

Сел в рейдер. Направил его к базе, но не долетел. Приземлился сразу за первым конусом, позади площади с папоротниками, откуда до вчерашнего дня начинался эйренс-кий лес. «Так поступил и Фаулер, — подумал я про себя. — Он спешил спрятать трейлер и вернуться назад. Незаметно, пешком. Как я сейчас… Наклонившись, я побежал обратно к зданию координационного узла. Успел как раз вовремя, чтобы увидеть, как оттуда выходит Вернье. Однако он пошел не по направлению к какому-либо из сооружений Деф-рактора, а налево, через папоротники. Я не боялся потерять его из виду, потому что они доходили ему до груди, да и он шел, выпрямившись, вероятно, думая, что я уже далеко отсюда. Едва ли он просто прогуливался.

Я вошел в здание. Как я и ожидал, помещение, где мы. недавно разговаривали, было не заперто. На Эйрене тайны хранят преимущественно в голове и в своих секретных банках. Я прямиком направился к ящику, где лежала индикаторная диаграмма. Вынул ее, потом поискал другую, трехдневной давности. На поиски не потратил и секунды. Сравнил диаграммы: они были одинаковые. Вот оно что! Человек заложил в контрольный блок какую-то бутафорскую программу, и, как только я входил, начинал ее машинально выполнять. Ведь я невежда, что же обременять себя разными ненужными изменениями? Запихав диаграммы обратно в ящик, я бросился к выходу.

Вернье отошел метров на двести. Я поспешил за ним, но очень осторожно, потому что сейчас мне как никогда нужно было знать, куда он направляется. Вернье шел спокойным размеренным шагом, ясно было, что я освободил его от своего присутствия как раз вовремя. Шел, не останавливаясь, не колеблясь, не оглядываясь, легко ориентируясь на полностью измененной местности, что было довольно неожиданно. Если только он не имел намерения дойти до единственного тут холма, откуда Странный юс каждый день на восходе Ши-декса созерцал Дефрактор. Меня пронзило предположение, что Вернье идет туда именно на встречу с ним. В действительности, до обычного времени появления юса было еще долго, но после предательства Одесты я уже мог допустить все, включая и предварительную договоренность между Вернье и Странным юсом. А почему бы и не какое-то продолжительное и злоумышленное сотрудничество?

От постоянной необходимости пригибаться, выглядывать, двигаться перебежками у меня заболели и спина, и шея, а ноги неприятно дрожали. В голове же роились самые черные мысли. Да, на Эйрене случалось много противоестественных вещей, но и здесь самым противоестественным было поведение людей. Видимо, даже когда мы попадем в ад, мы и там будем вести себя так же — подозрения, провокации, намеки, ложь, слежка…