Формула смерти

Тогда (вспомни, читатель, что я перенес и в каком состоянии продолжал оставаться!) я стал решать, как лучше мне поступить, в какую больницу обратиться! До Москвы, я понимал, что не доеду. Но, не потому, что умру по дороге, а – из-за поноса (он не прекращался!) Тогда я решил ехать электричкой до Клина. И даже стал собираться, сказав маме, что «в Клину у меня много знакомых врачей». Что мне говорила и советовала мама (она-то все правильно понимала и мысленно со мной прощалась!), я не слышал!

Я успел подойти к калитке, чтобы ехать в Клин (потом я подсчитал, сколько бы мне понадобилось времени, чтобы добраться до клинской больницы – 3 часа!) А мне оставалось жить только час! У калитки меня встретила подруга мамы, которая шла к нам, Увидев меня, она побледнела, схватила меня в охапку и, не слушая, потащила назад домой. Что-то начала громко говорить маме, и набирать телефон «СП». «Скорая помощь», к удивлению, приехала через 5 минут. Она была рядом с нашим домом! Через 45 минут я был в приемной инфекционной больницы Конакова. В этот день дежурила заведующая отделением. Врач с 20-ти летнем стажем врача-инфекциониста, недавно переехавшая из Петербурга, где она тоже возглавляла инфекционное отделение. Через десять минут я умер в реанимационном отделении. Через две минуты меня реанимировали. Что и сколько в меня ввели, прежде, чем перевели в бокс – я не знаю, и знать не хочу! Душа моя не успела, видимо, покинуть тело, ибо ничего я не видел и не слышал. Но, лежа в реанимации, я вспомнил переживания, которые я испытал в детстве, когда утонул мой друг. Я вспомнил то, о чем никогда раньше не вспоминал. А, может быть, смерть уничтожает прожитое время? И все болезни, которыми успевает переболеть человек за свою жизнь, когда он умирает, объединяются в одно-единственное страдание? Это и есть последнее наше переживание? У меня оно было классическим: Life after life!

Повторяю, что заболев сальмонеллезом, заразившись от кур через яйца (от своих кур или от кур завидовской птицефабрики, яйца которых я ел с гренками – навсегда останется тайной!), я страдал только непосредственно от тошноты и поноса. В перерывах между ними, я до конца чувствовал себя нормально, раз собирался ехать в Москву (5—6 часов понадобилось бы. чтобы добраться из Завидово на Соколинную гору в инфекционную больницу). Я не сомневался в своих силах, а мысли о смерти не было ни секунды! В аналогичном состоянии духа умер врач Геннадий Иванович Шевелев. Я, точно так же, как и он, не смог поставить себе правильный диагноз и понять, что умираю. Не смог поставить себе «правильный диагноз» и не догадался, что гибнет, и Сережа Елисеев, когда его байдарку, которую он держал мертвой хваткой, затягивал водоворот в омут.

Выше я описал свои ощущения, которые были у меня, когда я болел в детстве. Пишу эти строки сейчас, и вдруг возникает мысль: «А ведь у меня утонули два моих друга!» А для меня вода – родная стихия! Но, вернемся в инфекционную больницу города на Волге Конакова. По дорогу туда (как рассказала мне потом подруга мамы, Галина Ивановна Куприянова, которая сопровождала меня и присутствовала при мой смерти), я несколько раз терял сознание. Она тормошила меня, машину страшно трясло, может быть, поэтому я приходил в себя, и, вообще не умер.