Городовиков накануне обещал Але Тиц поймать несколько карпов. Аля собиралась пару штук пожарить на ужин, и хотя бы пару-тройку штук отнести племяшке. Владимир Иванович твердо обещал. Тем более, что дело-то особой трудности не представляло. Карп в озере водился в изобилии. Место на краю песчаного пляжа у большого валуна, когда-то принесенного ледником, было прикормленным. Обычно Ефим с Городовиковым за неполный обеденный час на две удочки легко вытаскивали пяток рыбин.
А тут с запасом пришли – минут на сорок раньше начала обеденного перерыва. Сидят, ждут. Карп у самой поверхности круги нарезает, то и дело прокалывает головой тонкую водяную пленку, словно желая полюбопытствовать, что же происходит в чужом недоступном мире. Вокруг каждой такого прокола концентрические волны разбегаются, на своих гнутых спинках плавающие в озере травинки, листья и жуков-плавунцов качают.
Все, как обычно. Только карпы на крючок почему-то не идут. Даже попыток не делают. Ефим с Городовиковым уже и запасные крючки прицепили, и на новые крючки плевали – ничего не помогает! Не клюет!
К концу обеденного перерыва потянулись из соснового бора к своим рабочим кабинетам, гулявшие там сотрудники. Конечно, девушки-лаборантки, да и научные сотрудницы постарше не могли пройти мимо. Все заворачивали к рыбакам, смотрели на пустое ведерко и что-нибудь произносили в их адрес. В словах, может быть, и не было ничего оскорбительного, но тон! Но выражение лиц!
Владимир Иванович, ценил завоеванный им авторитет мастера-рыболова, едва ли не как свое главное достижение в жизни. Он начал заметно утрачивать ровное расположение духа, почти всегда ему присущее, и засопел носом.
В пустое ведро заглянули и идущие к Институту лаборантка Тамара Терновая вместе со старшим научным сотрудником Ниной Боровских. Владимир Иванович как-то сказал при свидетелях, что в сравнении с Тамариным языком змеиное жало, просто тряпка! С точки зрения капитана Мимикьянова никакого преувеличения тут не было. В этот раз Тамара ничего не сказала, но состроила из черт своего кукольного личика такое выражение, что Владимир Иванович совсем утратил душевное равновесие.
– Да, что же это такое, а? Вы, кашееды лупастые, назло, что ли так делаете? – бормотал он, обращаясь, к странно ведущим себя подводным обитателям.
А в это время из леса на противоположной стороне озера появились заведующий отделом излучающих приборов Леонид Георгиевич Горынин и инженер Викул Андреевич Контрибутов. Они разговаривали о чем-то, шли неторопливо, то и дело останавливались, смотрели себе под ноги, потом в противоположные стороны, потом внимательно друг на друга.
Заметив рыбаков, собеседники как будто обрадовались и направились в их сторону. Подойдя, с любопытством заглянули в ведро для улова. Ничего там не обнаружив, они многозначительно переглянулись. Горынин удивленно произнес:
– Неужели так короткая волна влияет, а?
– При чем тут волна? Разве это волна? – не выдержал Городовиков, считавший себя абсолютным авторитетом в области рыбной ловли. – Это не волна, а чепуха одна! Под водой она и не заметна! Вот вчера был ветер, так уж, действительно, в этой тарелке волна была, прямо как на Тихом океане! А сегодня это не волна, а так – одно воспоминание! Прямо ворожит кто-то! – с досадой закончил он.
– Дело не в короткой волне, – словно бы поддержал Владимира Ивановича инженер Контрибутов, – а в периодичности импульсов.
– Но с точки зрения теории этого никак не может быть! – по ежиному засопел носом Леонид Георгиевич.
– Значит, теория ошибочна… – всем корпусом повернулся к Горынину инженер.
Леонид Георгиевич задумался. Наконец, видимо, найдя ответ, он открыл рот, но его внезапно опередил Городовиков, пораженный неожиданно пришедшей ему в голову мыслью:
– Я понял! Это столовка утром опять в озеро старую картошку выбросила! Карп картошки нажрался и теперь кашу есть не хочет! Точно!
– Владимир Иванович, – сказал Контрибутов. – Вы еще десять минут посидите, и полное ведро будет. Только не уходите!
Доктор с инженером повернулись и быстро пошли к Институту.
Ни Городовиков, ни Ефим на последние слова Контрибутова внимания не обратили. Подумали, что это он так над ними посмеивается.
Надо было уходить. До конца перерыва оставалось минут десять. Потом – все. Увидит Федоровский, как используется рабочее время, – беда! И Городовикову, само собой, не поздоровиться, да и Ефиму могло влететь по самые уши. Академику ведь ничего не стоило стукануть его прямому начальству – дескать, и сам в трудовые часы шпионов не ловит, государственные тайны не охраняет, да еще и институтских сотрудников с праведного пути сбивает. И даже, если лично академик не увидит, так доброхотов сообщить ему об этом – пруд пруди!