Формула жизни (СИ)

Отабек понимает, что он злится. И у Юры есть право на это. Потому что Отабек сбежал без малейшего объяснения сразу после поцелуя. Конечно, Юра хочет знать причину. Только как объяснить, что Отабек по уши влюблён в него, до такой степени, что ноги подкашиваются, а руки дрожат, стоит Юре появится рядом, что Жан-Жак чувствует то же самое, что они с Жан-Жаком чёртовы лучшие друзья, которые ради этой дружбы пережили слишком много, чтобы ломать её из-за влюблённости. Каждый день Отабек уговаривает, уламывает себя, что не стоит никакая влюблённость отношений, проверенных годами, дружеских и настоящих, но после вечера, когда он смог почувствовать тепло губ Юры, его дыхание на своём подбородке и рассмотреть его глаза, отражающие свет уличных фонарей, так близко, что кислород в лёгких моментально заканчивался, все уговоры становились бессмысленными и абсурдными.

Жан-Жак крутит головой, переводит взгляд с одного на другого, а потом вопросительно смотрит на Отабека. Он всё ещё неуверенно улыбается, но в его глазах уже загорается огонёк понимания. Отабеку нехорошо, и он хочет просто отмотать плёнку назад и не подъезжать в тот вечер к Юре с предложением подвезти. Так было бы проще.

Им всем. Юра бы не чувствовал себя обиженным, Жан-Жак обманутым, Отабек предателем.

— Давай не здесь, — Отабек берёт Юру за локоть и хочет отвести в сторону, тем более тот не сопротивляется, понимая, что тет-а-тет лучший вариант для подобных бесед. Но их останавливает Жан-Жак. Перегораживает дорогу одним рывком и смотрит прямо на Отабека. Злой и разочарованный.

— А что ж не здесь? — черты его лица неуловимо заострились, а в глазах появился хищный блеск.

Отабек нечасто видит его таким. У Жан-Жака обострённое чувство справедливости, и оно ему отчаянно мешает жить и продвигаться наверх. Ведь мог бы стать заслуженным спортсменом, но нет — ввязался в ненужный конфликт, отказался от всех возможностей и ушёл с катка, из дома и заодно из семьи, порвав все отношения. Отабек лишь через пару лет заставил его пересмотреть ситуацию и съездить к семье, потому что злопамятность ещё никому жизнь не делала проще. Жан-Жак хмуро соглашался, но ехать один отказался.

Наверное, именно тогда, в тот приезд к родителям Жан-Жака, Отабек в последний раз и видел выражение его лица таким, и этот взгляд, которым можно резать сталь, стекло и бетон.

— Можем и здесь, если тебе не в падлу слушать, — Юра стремительно разворачивается, смотрит на него свысока — и как только получается при такой разнице в росте? — и едва ли сам не напирает. Жан-Жак продолжает улыбаться, так сладко и нежно, что становится не по себе даже Отабеку.

Особенно ему, потому что он знает — ничем хорошим это не закончится.

Они все взвинчены и раздражены.

— Мне не в падлу слушать, — Жан-Жак скрещивает руки на груди и смотрит с вызовом. Не на Юру, на Отабека. Но не по себе уже становится Юре. Он чувствует, что что-то в атмосфере меняется, воздух вокруг трещит и сверкает. И эта вовсе не та химия, а самая настоящая физика с электричеством, которое сейчас спровоцирует пожар, и они все в нём сгорят заживо.

— Целовались, да? — Жан-Жак передразнивает Отабека, припоминая один из недавних разговоров. Передразнивает, улыбается и смотрит так, что Юра, поддаваясь инстинкту самосохранения, пятится назад. Он не боится драки, тем более лицо ему сейчас беречь не нужно — никаких спектаклей, никакого турне и ни единого выступления. Вот только не хочется впутываться туда, где сейчас всё кишит аспидами: в голосе Жан-Жака, в его взгляде, в каждом движении. И Отабек сразу подбирается, напрягается и вдруг с вызовом отвечает:

— Целовались.

Юра вздрагивает от этого слова, словно его самого только что ударили плетью. Отабек расправляет плечи и не сводит взгляда с Жан-Жака, тот буравит его своим.

— Понравилось?

Отабек чувствует, что должен сделать шаг назад, должен смягчить и без того жёсткую посадку их самолёта под названием «дружба», который терпит крушение, грозя проломить бетонные плиты носом и сломать оба крыла, но не может прогнуться в этот раз. Словно он становится твёрдым и не гибким, как жердь. Отабек знает, что это неправильно. Что он поступил неправильно, что сейчас виноват он. Но в нём что-то перемыкает. Справа стоит Юра, смотрящий то на него, то на Жан-Жака, а у Юры тёплые и мягкие губы, к которым так хочется прикоснуться ещё раз. Отабек почти уверен, что пожалеет об этом позже. Но сейчас он вскидывает голову и говорит:

— Понравилось.

Жан-Жак бьёт резко, не задумываясь, сжав ладонь в кулак. Он попадает по лицу Отабека, кожа на его щеке лопается, и на лице почти сразу образовывается некрасивая ссадина. Удар достаточно сильный, потому что Отабека отшвыривает, но он моментально вскакивает на ноги и бросается в ответном прыжке на Жан-Жака.

— Да вы спятили, придурки! — орёт где-то Юра, до которого наконец доходит, почему «не могли бы». Он попадает меж двух огней, между двух друзей, и ему это совсем не нравится. Он не хочет быть помехой чьим-то отношениям, пусть даже дружеским.