Юра кивает и слушает его вполуха. Ему не то чтобы неинтересно, просто сейчас мысли заняты другим. Байкерские байки — хотя не такие уж они и байкерские до тех пор, пока Жан-Жак не начинает новую историю о том, как в прошлом году они дрались с другой бандой, — сейчас занимают его меньше всего, потому что пальцы аж сводит от желания коснуться Жан-Жака. Юра не знает, откуда вообще взялись эти чувства, они раздражают и бесят его.
Или эффект запретного плода работает и в обратную сторону? Нельзя было Отабеку и Жан-Жаку, а теперь нельзя Юре, поэтому очень хочется?
— Как же достала эта поебень, — говорит он вслух, и Жан-Жак резко замолкает, растерянно глядя на него.
Принимает на свой счёт. Юра злорадно кивает — пусть принимает. Но Жан-Жаку хватает всего мгновение, чтобы восстановить сбитый шаг и продолжить очередную историю. Юра кидает на него недовольный взгляд. Хочется просто сбежать и никогда больше не приходить ни на базу, ни даже в балетную школу или к себе домой, потому что эти двое знают адреса. Юре нестерпимо хочется сбежать именно от них двоих, вызывающих такую неоправданно сильную гамму чувств.
— Ты не слушаешь, — наконец делает вывод Жан-Жак.
Он останавливается и тянет за рукав Юру, замедляя его шаг.
— Бинго, — фыркает Юра, засовывая руки в карманы глубже. С неба сыпется какая-то крупа, которая тает прямо на волосах, заставляя их слегка завиваться влажными прядями.
Жан-Жак смотрит зачарованно. На волосы, на тающие на них кристаллы, на подрагивающие ресницы и на недовольно искривлённую линию рта. Юре не по себе от этого взгляда, и он догадается, что произойдёт после, но почему-то остаётся на месте. И оправдать себя нет ни единого шанса.
Жан-Жак подходит к нему так близко, что Юра чувствует исходящее от него тепло через тонкую ткань кофты. Куртка так и остаётся распахнутой, когда Юра кладёт свои руки ему на живот, смотрит, словно со стороны наблюдает, как они скользят по бокам за спину и останавливаются где-то на пояснице. Жан-Жак и правда тёплый, будто никакой холод ему не страшен. И руки у него оказываются вовсе не холодными, даже горячими и немного взмокшими. Он обхватывает ими лицо Юры, оглаживает большими пальцами щеки и наклоняется ниже, касается носом виска, трётся о него мгновение, а потом наконец накрывает его губы своими. Юра стискивает пальцы, цепляется за пояс штанов Жан-Жака и прижимается сильнее.
Целоваться в пустом парке на аллее в свете фонарей, когда идёт почти снег. Почти романтика. И Юра бы даже не закатывал скептически глаза, — он и не закатывает их сейчас, не может, но очень хочет — будь ситуация немного другой, не скреби в его душе кошки, не бейся так беспокойно сердце.
Никто из них не позволяет себе лишнего. Поцелуй выходит почти невинным, коротким, даже без языка, просто долгое прикосновение губ друг к другу, но когда Жан-Жак отстраняется и опускает руки, в последний раз проведя пальцами по его щеке, Юра видит, как счастливо блестят его глаза. И это тоже кажется ему неправильным.
Он ведь хотел закончить это соперничество, не поддаваться на провокации, но вместо этого наступает на те же грабли.
— Мне надо идти, — отшатывается он и быстро идёт по аллее в обратную сторону от школы. До станции так дольше, но выдержать ещё хоть несколько секунд рядом с Жан-Жаком невозможно — Юра знает, что в таком случае дело не закончится одним поцелуем.
Жан-Жак не останавливает его, и Юра ему благодарен.
Ночью он спит плохо. В голове слишком много мыслей и решений, которые он никак не может принять. На кону стоит чужая дружба и его самоуважение. Юра не из тех людей, кто играет чужими чувствами, кого забавляет это. Он даже не умеет этого делать. Он не Виктор, с лёгкостью курсирующий между эмоциями других людей, вылавливая нужные и с лёгкостью отстраняя те, которые не нравятся. Да, он не Виктор, но даже Виктор так не поступил бы — Юра знает это наверняка. Потому что Виктор просто опытный артист, варящийся в этом котле слишком долго, чтобы не обзавестись хитиновым панцирем и змеиной чешуёй, но он нисколько не подлец. Юра отдаёт себе в этом отчёт.
На тренировку он едет даже раньше, чем обычно. Он и так каждый день приезжает раньше всех, поэтому сегодня удивлённо замирает перед танцклассом, когда слышит оттуда музыку. Он осторожно приоткрывает двери, и ступор окончательно овладевает им.
Нечасто можно застать Виктора за танцем, который он исполняет, не отрабатывая движения, а просто двигаясь в удовольствие. Это завораживает и гипнотизирует. Юра не может отвести взгляд, так и оставаясь в дверях с рюкзаком на плече и бутылкой воды в руке.
У Виктора невообразимо лёгкие движения, он сам словно летает, поднимаясь над полом. Его ноги кажутся бесконечными пружинками, которыми он отталкивается и тянется вверх. Кажется, что если бы над ним не нависал потолок, то так бы и выпорхнул в небо. Но Юра знает, насколько сложно даётся эта лёгкость, что на самом деле это адский труд, потянутые мышцы и вывихнутые суставы, что это многолетние занятия и огромный стресс.