Мужик машинально подошел к окну. Взглянул, мигом протрезвел... и выбежал из кухни. От скрипа дверей сонный батрак заворочался и выругался, но Слимак ничего не замечал. Трясущимися руками он нащупал в сенях щеколду, толкнул дверь, и его обдало морозным воздухом.
Во дворе перед домом стояла женщина и заглядывала в окно. Слимак бросился к ней, схватил за плечи и в ужасе прошептал:
- Это ты, Ягна?.. Ты?.. Побойся бога, что ты делаешь? Кто тебя одел?
Действительно, это была Слимакова.
- Сама я оделась, только с башмаками никак не могла управиться, вишь, как нескладно обулась... Ну, пошли домой, - сказала она, потянув его за руку.
- Куда же домой? - ответил Слимак. - Ты, знать, совсем больна, раз не помнишь, что у нас сгорели и дом и рига... Ну, куда ты пойдешь по такому морозу?
В саду залаяли волкодавы Хаммера; Слимакова повисла на руке мужа, упорно повторяя:
- Пошли домой... Пошли домой! Не хочу помирать в чужом углу, словно побирушка... Не! Я сама хозяйка... Не хочу брататься со швабами, а то ксендз не окропит мой гроб святой водой...
Она тянула мужа, и он шел. Так они добрели до ворот, потом вышли за ворота, потом дальше - к замерзшей реке, только бы скорей дойти до жилья. За ними с бешеным лаем бежали собаки и рвали на них одежду.
Они молча шли. Наконец у реки Слимакова, выбившись из сил, остановилась и, передохнув немного, заговорила:
- Ты думаешь, я не знаю, что немцы тебя окрутили и что ты хочешь продать им землю?.. Может, не правда?.. - прибавила она, дико глядя ему в глаза.
Слимак опустил голову.
- Ах ты продажная душа!.. Отступник проклятый! - вдруг взорвалась она, грозя ему кулаком. - Землю свою продаешь?.. Этак ты и самого господа Иисуса Христа продашь!.. Прискучило тебе честно жить, как подобает хозяину, как жил твой отец? Бродяжничать захотел? А Ендрек что будет делать?.. Ходить за чужой сохой?.. А меня ты как похоронишь?.. Как хозяйку или как побирушку какую?..
Она потянула его к себе и ступила на лед. Когда они дошли до середины реки, Слимакова вдруг крикнула:
- Стой тут, Иуда!.. - И она схватила его за обе руки. - Что, будешь продавать землю? Ты уже у меня из веры вышел. Слушай, - говорила она в лихорадочном возбуждении, - ежели продашь, господь бог проклянет и тебя и сына... Этот лед провалится под тобой, ежели ты не откажешься от дьявольского наущения... Я хоть помру, а покоя тебе не дам... Глаз не сомкнешь, а уснешь, я из гроба встану и не дам тебе спать... Слушай!.. кричала она в приступе безумия. - Ежели ты продашь землю, не проглотить тебе святых даров: поперек горла они тебе станут или разольются кровью...
- Иисусе! - шепнул мужик.
- Куда ни ступишь, трава у тебя загорится под ногами... - заклинала его обезумевшая женщина. - На кого посмотришь, того сглазишь, и несчастье падет на его голову...
- Иисусе! Иисусе! - стонал мужик.
Он вырвался из ее рук и заткнул уши.
- Продашь? Продашь? - спрашивала она, наклоняясь к самому его лицу.
Слимак тряхнул головой и развел руками.
- Будь что будет, - ответил он, - не продам.
- Хоть будешь подыхать на соломе?
- Хоть буду подыхать.
- Так помогай тебе бог!..
- Так помогай мне бог и безвинные муки его...
Слимакова пошатнулась. Муж подхватил ее, обнял и почти дотащил до конюшни, где спали оба батрака Хаммера.
Слимак усадил жену на порог, а сам застучал кулаками в двери.
- Кто там? - спросил сонный голос.
- Отоприте!.. Вставайте!.. - ответил мужик.
Один из батраков отпер дверь.
- Это вы, Слимак? - с удивлением спросил он, кутаясь в тулуп.
- Ступайте к себе в колонию, мне тут надо уложить мою бабу.
Батрак почесал всклокоченную голову.
- Смеетесь вы, что ли?.. Да ведь земля эта уже не ваша...
- А чья же?.. - в бешенстве заревел мужик и, схватив его за шиворот, вышвырнул во двор. - Вон пошли!.. - прибавил он, пропуская второго батрака, который с сапогами в руках сам поспешил уйти.
Возмущенные тем, что их выгнали, немцы, ворча, стали одеваться. Слимак взял жену на руки и уложил на еще не простывшую постель. Женщина тяжело дышала.
- Ну, теперь будете судиться! - сказал старший батрак. - Так нельзя обманывать людей. Старик вам поверил на слово и вызвал Кнапа, жене вашей обеспечил уход, вы договорились о продаже, а сами среди ночи удираете. Честный же вы купец!..
- Это его Геде подбил, - вмешался второй батрак.
- Нет, Геде не такой подлец, - возразил старший, - он не нарушит договора. Тут пахнет евреями. Наверное его подговорили Иосель с Гиршгольдом - два негодяя, которые всех нас пустили в трубу.
Слимак в ярости захлопнул двери конюшни. Оба немца закричали:
- Ты еще поплатишься за свое мошенничество!..
- Всей твоей земли не хватит!..
- Увидишь, как тебя надуют евреи!..
- С голоду подохнешь, руку будешь протягивать на паперти!
- Поцелуйте меня в... - огрызнулся Слимак.
Батраки повернулись и ушли в колонию, грозя кулаками и ругаясь попеременно по-польски и по-немецки. Когда их сердитые голоса замолкли, Слимак вышел из конюшни и стал бродить по двору, прислушиваясь, не едет ли кто по дороге.
"Ничего не поделаешь, - думал он, - придется звать какую-нибудь бабку да фельдшера..."