– Все мы должны сделать сами, – сказала она. – Подрабатывать стану, не развалюсь. Коли край – обратимся. И не в гордыне тут дело. Свое я хочу, вымученное, незадолженное… Хотя если бы мои дети от помощи отказались – ревела, наверное, с белугой наперегонки… Но давай уж сами попробуем… Нам же в зачет пойдет. Объясни отцу, он у тебя мудрый, согласится…
– Все верно, да и общежитие дают…
– Тебе дают. И вход туда – работа. Но мне детей рожать, а не чугун таскать. Или по-другому мыслишь?
– Думаешь, потянем комнату? – Кирьян обвел взором древний комод, скособоченный шкаф, круглый стол под люстрой в окружении хоровода трех печальных стульев со спинками разных углов наклона…
– А нам деваться некуда…
– Ты меня не ругай, я шампанского купил… Ни разу в жизни не пробовал… Говорят, отмечать им надо…
– А я пробовала! Два раза аж! Последний – на Новый год, когда ты еще в армии своей бедствовал…
– Я не бедствовал…
– Все равно я за тебя, бедненького…
Работа на заводе Кирьяна тяготила. Жизнь среди железа, механизмов, их несмолкаемого грохота и воздуха, пропитанного металлом и маслом, была подобна однообразной каторге, но удручали и сослуживцы, давно смирившиеся со своей участью и находившие отдохновение лишь в выпивке после очередной смены. Иных интересов и внерабочих занятий у них не существовало. Платили рабочим, впрочем, изрядно, хотя норму и качество требовали жестко.
Даша ждала ребенка, ходила в институт, подрабатывала на четверть ставки в поликлинике в качестве медсестры, он же в свободное время неустанно штудировал учебники, готовясь грядущим летом к поступлению на вечернее отделение института.
Дни летели стремительно.
В очередной раз он написал письмо родителям Федора и получил внезапный ответ, но не от них, а от соседки, проживавшей в доме напротив.
Ответ его озадачил. Цветущий колхоз, чьей частью была деревня, ликвидировали, переведя в состав совхоза в соответствии с партийными директивами организации совместных советских хозяйств, жителей переселили за сорок километров на центральную усадьбу, а на прежнем месте обитания обрезали связь, закрыли магазин, школу, механическую мастерскую, ферму и медпункт. Народ, не желая оставаться в глуши или же с нуля устраиваться на новом месте, хлынул в город. Отец Федора умер, церковь закрыли, и судьба канувшей в неизвестность семьи священника была никому неизвестна.
Отложив письмо, Кирьян осознал: единственный друг потерян… Но почему? Ведь Федор знал адреса Даши, родителей, однако не писал ни строчки. Значит, не нужен ему Кирьян, водоворот жизни навсегда разделил их. Горько!
Он сидел на кухне, Даша хлопотала у плиты, готовя ужин, как вдруг раздался звонок в дверь. Открыв ее, Кирьян оторопел: на пороге стоял Арсений. Да какой! Разодетый во все новое и модное, с букетом роз и с огромным бумажным свертком под мышкой.
И сразу бросилась в глаза Кирьяну возмужалость его бывшего сокурсника, ожесточенные складки щек, цепкая оценивающая холодность взгляда…
– Родственников впускаем? – донесся вопрос.
– Входи, конечно…
– Ну, вот и прелестно!
Даша встретила брата и удивленно, и настороженно, тотчас пытливо и недоверчиво смерив взором и дорогой заграничный костюм его, и золотой перстень на пальце, и ботинки с накладками ажурной кожи.
– Словно бы и не рада мне, сестренка, – сказал Арсений, усаживаясь за столом и разворачивая свой сверток, по объему схожий с тюком.
Даша молчала.
Вывалились на скромную застиранную скатерку балыки, банки с икрой, ветчина, сыры и колбасы, мандарины и даже диковинный ананас…
– Ну, отметим долгожданную встречу! – провозгласил Арсений, и тут, будто бы из воздуха, возникла, утвердившись на столе, бутылка отменного коньяка.
– Как нашел-то нас? – вопросил Кирьян.
– При умении – дело несложное… – откликнулся гость. – Знаю: ты теперь великий пахарь на передовом производстве, сродственница моя, единственная и ненаглядная, на доктора учится… – И, взглянув на располневшую фигуру Даши, добавил со смешком: – А скоро и племяш появится, будет мне одинокому и сирому кого баловать… И уж побалую, кровь родную в забвении не оставлю…
– На ворованное дары твои? – равнодушно кивнув на принесенные яства, спросила Даша. – И племянника на те же средства баловать станешь?
– Да ты что?! – картинно воззрился на нее Арсений. – Я ж на зоне в ударниках ходил, вот результаты зарплаты и премий…
– Ну да… Верю всякому зверю. А тебе ежу – погожу… Скажи: нас-то чего вынюхивал, выслеживал?
– Погоди, – миролюбиво отмахнулся от жены Кирьян. – Чудачества у него такие… Нам ведь ущерба никакого – хоть выслеживай, хоть под лупой разглядывай… А коли нравятся кому такие шпионские подходцы, то не наше на них время тратится. Так с чем пожаловал, Арсений? – обратился он к гостю. – Нужда есть в чем или просто проведать решил?
– С добром он не придет, – отреагировала Даша.
– Зачем брата в штыки встречаешь? – спросил Кирьян. – Нельзя так. Плох он или хорош, а сейчас, как понимаю, с родственным чувством прибыл, навестить…
– Ага. И чтобы на дело тебя какое склонить…
– И думаешь, выйдет?