Форпост

Кряжистый бородатый старик, выслушав с порога его пароль-представление, пригласил в дом.

Кирьян вошел в большую, в три низких окна, комнату. Обстановка была сборной: платяной шкаф старой дешевой работы с глубокими бороздами царапин на мягком, по клею, лаке, покрывавшем отделанную «под красное дерево» мягкую сосну, черную там, где касались руки; светлый высокий комод с зеркалом на верхней доске, покрытой тюлевой накидкой; разномастные стулья и старинный сундук, окованный погнутой, отставшей резной жестью.

На дощатом крашеном полу протоптались дорожки, на стенах по грязноватым голубым обоям были приколоты выцветшие семейные фотографии и, для красоты, «картинки»: пейзажи, киноактрисы с обложек журналов, отрывной календарь.

В середине комнаты – большой круглый стол на изогнутых ножках-лапах; в дальнем углу – широкая никелированная кровать со взбитыми перинами и с пирамидой подушек. Над кроватью – икона с темными, не разберешь ликов, образами и с горящей лампадой. Запах воска – стоялый, густой, который сразу при входе в дом охватил Кирьяна.

Он перекрестился на образ. На его поклон старик вкрадчиво вопросил из-за спины:

– Присесть не угодно ли? Стульчик вот возьмите…

Хозяин дома оказался таким, каким его описывал отец: бородища, плотная фигура под надетым на черную сатиновую косоворотку порыжелым пиджаком, над бородой задранный толстый нос, не дряблый, а твердый, глаза выпуклые, взгляд пристальный и, как показалось Кирьяну, нагловатый.

– Вот, – сказал Кирьян, положив на хозяйский стол камень. Не смущаясь ни нависшими над его затылком сивыми бровями, ни хмурой нелюбезностью собеседника, продолжил: – Слово за вами, смотрите. Правильную цену знаю…

– Цена-то – ладно, – откликнулся старик. – Правильных людей знать надо, это главное…

Достал из комода лупу, долго изучал изумруд, то и дело качая головой удивленно. После обернулся к Кирьяну. Спросил:

– И что это, как думаете, юноша?

– Изумруд, – пожал плечами Кирьян.

– Ну, пусть будет изумруд, – согласился старик, широко и безмятежно улыбнувшись. – Спорить не стану. И какая ваша правильная цена за этот, так сказать, изумруд?

Эта улыбка, обнажившая его крепкие и крупные зубы, придала ему сходство с лукавой и благодушной физиономией обезьяны породы шимпанзе.

Кирьян, усилием воли заставив провернуться язык, назвал обозначенную отцом несуразную, как ему казалось, цифру.

Старик на мгновение задумался. После, усмехнувшись, промолвил:

– Нет уже сил на торги… Будь по-вашему. Только такой суммы по известной причине дома не держу. Извольте часок погулять, милейший. Церковь напротив, кладбище историческое… Есть на что посмотреть, есть где лишний раз знамением Божием себя осенить… А там и дельце наше грешное обтяпаем, друг в друге не обманувшись…

Любого подвоха обреченно ожидал Кирьян от этого дедка с запутанной и лихой, как он сразу уяснил, жизненной историей, но только расчет произошел честно и доверительно, и лишь один вопрос задал ему многоопытный барыга на прощание:

– Еще на такие камушки рассчитывать могу, мой юный дружок?

– Думаю, да, – ответил Кирьян. – Только… вопрос у меня: что за камень? Я так понимаю, что не совсем это и изумруд…

– Ну… нехарактерных свойств, – откликнулся старик. – Редких. Но зачем вам всякие нюансы, касающиеся минералогии и ювелирного дела? Вы хотели свою цену – и вы имеете эту цену в своем кармане, как говорят те люди, которые завтра начнут огранку вашего казуса…

– Что?

– Не важно. Жду вас с нетерпением. Но торопитесь. На следующей неделе мне, увы, стукнет восемьдесят…

На следующей неделе, как ни подмывало Кирьяна купить заветную «Победу», отправился он не в магазин за машиной, а обучаться на водительские права. Вернее, на удостоверение, ибо какие у водителя права? Даше сказал, что на покупке автомобиля настоял отец, приславший деньги.

– И куда нам ездить на такой роскоши? – спросила она. – В магазин я и на девятом месяце на ногах управлялась…

– Дача детям нужна? – прищурился на нее Кирьян.

– Каким еще детям?..

– Думаешь, я на одном остановлюсь?

Она молчала.

– А вашу ватагу в электричках и растерять недолго. Все поняла?

– Если не все – разъяснишь… – Она прильнула к нему. – Как я люблю тебя, милый, как свезло мне, аж сглазить боюсь…

Кирьян обнял жену, изнывая от стыда: он ничего не мог сказать ей про изумруды и тайну их обещал хранить отцу при последней встрече, прочтя его наказ в прощальном взгляде и ответив ему взглядом ответным…

– Отец-то… – продолжала тем временем Даша. – На такие деньжищи тратится, что я от того сама не своя…

– На себя и тратится, – сказал Кирьян. – На будущее свое. Головой-то подумай.

– Нехорошо так, – сказала Даша. – А то б мы его и нищего не приняли?

– Я – о семье, о родстве кровном… – смутился Кирьян. – Да и будущее общее у нас, как ни крути…

– А слова подобрал не те!

– Это точно, торгашеские… Это правильно ты меня урезонила. Чтобы оскомина у меня выскочила! Вот же – демон на какую сторону язык подвернул… – И он от души перекрестился.