Форпост в степи

Наступила ночь. Над лесом сияла луна. Едва держась в седле от усталости и потери крови, казак гнал коня вперед. Знал он и турок, и русских: погоня едва ли будет. Он гнал коня несколько часов, не останавливаясь, и совсем запыхался. Ветки хлестали по лицу, пот заливал глаза, кровь из раны сочилась, кружилась голова. Емельян нагнулся к коню. Горячий, весь в пене, он мчался, вздымая тихий ночной воздух. Прискакал к ущелью. Что–то сверкнуло впереди. Костер. Пригляделся. Так и есть, сидят турки, пьют, горланят.

— Еще разок не подведи, браток.

Емельян тронул поводья и поскакал подальше от ущелья. Конь задыхался. Пугачев выхватил из–за голенища сапога нож и кольнул им в ребра животного. В гору, под гору. Да–да, лети, мой спаситель! Уже скоро будем далеко от пуль и снарядов. И… О горе! Конь встал на дыбы и рухнул бездыханный на землю. Упал и казак. О Боже, горе–то какое!

Две крупные слезы скатились на усы.

— Видать, не судьба домой возвернуться. Господи, за что мне доля такая?..

3

Управившись с домашними делами, Лука шел в кузницу. Здесь ему нравилось все: запахи горящего угля в горне и каленого искрящегося железа, наваленный вдоль стен металлический хлам. Кузнец

Архип Сайков, богатырского телосложения казак, с красивой русой бородкой и смуглым лицом, всегда встречал Луку радостно. Он выходил на улицу, вытирал о фартук руки и с любовью рассматривал юношу, щуря глаза от солнца. Откуда он взялся в городке, уже мало кто помнил, но его все уважали. Архип жил один, детей у него не было, может, еще и поэтому ему нравилось беседовать с Лукой. Он обстоятельно расспрашивал о делах в семье, об Авдотье, а потом давал советы. В кузнице Лука становился у мехов и поддувал горн, а Архип колдовал у наковальни.

Вот так, нежданно и негаданно, юноша сделался незаменимым помощником Архипа–мастера.

Лука только что закончил делать металлический букет, который намеревался повесить на воротах своего дома. Он вышел на улицу и, усевшись на скамейке, расслабился.

Так Лука и сидел, пока из–под полуприкрытых век не заметил какое–то движение на дороге. Пыля босыми ногами, мимо кузницы шли две цыганки. Юноша едва не подпрыгнул, узнав в них гадалок, которые не так давно рассказывали ему разную чепуху у ратуши в городе Оренбурге.

Старшая цыганка приветливо кивнула Луке:

— Здравствуй, соколик, гадать будешь?

Девушка подошла поближе. На ней была красивая кофта, на плечи накинута полупрозрачная косынка. Она смотрела на Луку, как бы удивляясь встрече. Молодые люди уселись под дубом, росшим рядом с кузницей, и разговорились. Девушку звали Ляля. Она чисто, без акцента говорила по–русски.

Юноша пригласил Лялю в кузницу. Архип внимательно рассмотрел гостью, поздоровался. Ляля похвалила поделки Луки.

— У нас в таборе тоже есть кузнец, но он только лошадей подковывает да телеги.

Старшая цыганка между тем взяла за руку Архипа и отвела его в сторону.

— Что она хочет ему сказать? — спросил Лука.

— Не знаю, — пожала плечами Ляля. — Тетя Серафима у нас в таборе лучшая гадалка, она редко ошибается.

Видя, что от слов цыганки у Архипа потемнело лицо и он стал тяжело дышать, Лука насторожился:

— Чего это с ним?

— Нам пора.

Девушка легко вскочила на ноги и подбежала к Серафиме. Цыганки не оглядываясь поспешили к лесу. Видимо, там расположился их табор.

Лука с тревогой посмотрел на хмурое лицо кузнеца:

— Что ты, Архип? Аль цыганка предсказала тебе страшную судьбину?

— Нет, — вздохнул кузнец. — Она разворошила мои старые раны. Эта стерва глянула в самое нутро души моей и вывернула ее наизнанку, словно Библию от корки до корки зараз прочитала!

— И что же она вычитала?

— То, что никому не должно знать.

Архип встал и как–то отрешенно вздохнул:

— Айда делом займемся. Еще дюжину подков сшибить надобно. Утром Егор Зверев да Матвей Гуляев лошадей подковывать приведут.

* * *

Ни на другой день, ни на следующий Ляля и Серафима к кузнице не пришли. Минула неделя. Архип, нахмурившись, смотрел на тоскующего Луку и тоже переживал.

— Ну что ты, сиденок, сохнешь? Бывалочи, я тоже за девками бегал за двадцать пять верст. И ты иди к цыганам, покуда оне не ушли, и прознай, в чем дело.

На другой день Лука поехал в табор. «Наверное, я чем–то обидел Лялю», — удрученно думал он и пытался угадать, чем же. Занятый своими мыслями, он не сразу заметил женщину, шагавшую ему навстречу. Это была Серафима.

— Здравствуй, золотой, ненаглядный. Нарушила наш закон Ляля. А наши законы строги. У нее есть суженый, и этого изменить нельзя.

— А как же линии, о которых ты гадала? — растерянно спросил Лука.

— Линии, они правильные. Линии на руках чертятся судьбой и никогда не обманывают. А ты, соколик, и сам эти линии сотворяй. И знай, брильянтовый, Ляля никогда твоей не будет!

Сказав это, она повернулась и ушла.

Подъезжая к табору, Лука увидел повозки, накрытые яркими пологами, пасущихся лошадей, костры. Он остановил коня у дороги