Форсайт

После первой кружки пива Диму отпустило. Он стал говорить по-русски совсем чисто, много шутил и даже переключился на другие темы – футбол, женщин и фантастику. Футбол в стране был плох, женщины Диму глубоко обидели – он недавно развелся, и даже фантастика его не особо радовала. Вместо того чтобы писать мудрую научную фантастику про путешествия к звездам и другим планетам, про тайны мироздания, про покорение мирового океана и единую теорию поля, фантасты как сговорились – принялись ваять всякую мистическую фигню про вампиров и прочую нечисть… Кстати, о единой теории поля… Дима принялся рассказывать анекдот про Эйнштейна в раю. Я слушал, пытаясь раскусить нераскрывшуюся фисташку и размышляя, какая блажь заставляет меня пробовать зубы на прочность. Ну полная чашка этих фисташек, откуда в человеке берется такая смесь жадности и глупости?

– Тут Эйнштейн и говорит: «Господи! У тебя в единой формуле мироздания – ошибка!». А Бог оглянулся и тихонько отвечает: «Да, я знаю…».

Димка сам же и захохотал, да и я улыбнулся. Но, похоже, анекдот опять напомнил Димке о его проблеме, он помрачнел и начал тянуть вторую кружку.

Прикончив по литру, мы покинули пивную и двинулись в разные стороны: Дима пошел домой пешком, ему было недалеко, а я сел на автобус. Завтра предстоял обычный рабочий день… для меня – обычный, а для Кабайлова – полный мучительной борьбы со своевольным языком.

К Петру Семеновичу мы пришли поздним вечером – летом в пятницу Москву захлестнули традиционные дачные пробки. Стоило, конечно, ехать на метро, но Дима этого ужасно не любил. Добровольно лезть под землю, по его словам, было противоестественно и глупо.

– Не зря фантасты всегда мечтали о воздушном транспорте, – сказал он, пока мы поднимались в лифте. – Вот доживем до флаеров и всяких там аэротакси – легче станет!

– Оптимист, – вздохнул я.

– Доживем, доживем, – Дима был в приподнятом настроении. – Прогресс человеческий движется по экспоненте! Вспомни, сто лет назад автомобиль был редкостью, самолет – чудом, а сейчас?

– Ну, чудом, допустим, самолет уже не был…

– Был, был, – Дима не отступал. – А компьютеры? О них и помыслить никто не мог! А пенициллин? А телевидение? Космические полеты? Человек способен на многое, Андрей!

Спорить я не стал. В принципе я был совершенно согласен, что человек способен на многое, но именно это и ввергало меня в сомнения – появятся ли на Земле летающие машины и прочие добрые чудеса?

Профессор сам открыл нам дверь и с живейшим любопытством уставился на Диму.

– Проходите, проходите, дорогой мой феномен, – с доброжелательной улыбкой сказал он. – Чай, кофе?

Холостяком профессор не был, более того – женат был уже третий раз и от каждого брака имел детей. Однако сейчас его очередная супруга, она же – его бывшая студентка, отдыхала где-то на море, и квартира профессора стремительно обретала внешность холостяцкой берлоги.

– Феномен не хочет пить, – мрачно сказал Дима. – Но спасибо за гостеприимство.

– Кра туапа? – спросил профессор и склонил голову на плечо, наблюдая за Димой.

– Чего? – спросил Кабайлов.

– Понятно, – профессор кивнул. – Ну проходите, проходите…

– Вы узнали, что это за язык? – занервничал мой друг. – Вы научились на нем разговаривать?

Профессор смутился.

– Пройдемте… давайте сядем за стол.

Мы прошли на кухню и сели. Петр Семенович налил себе и мне чаю, стал размешивать ложечкой сахар.

– Профессор?

– Сейчас… я формулирую… – он вздохнул. – Ужасно трудно вести беседу, когда не куришь, когда у тебя нет очков, когда перед тобой не лежит раскрытый блокнот…

– Нечем занять паузу? – улыбнулся Дима.

– Именно, – признался профессор. – Когда-то я курил, у меня были очки, а про мой блокнот студенты слагали легенды… Но потом с курением я завязал, очки сменил на линзы, а блокнот… давно уже ничего туда не записывал. Понимаете, Димочка, я не могу дать вам ясного ответа. Что это за язык? Не знаю. Есть легкое сходство с санскритом. Есть легкое сходство с арамейским. Но я и с русским языком сходство могу найти! И с английским! Уверен, если поищу – то и с латынью, и с греческим! Что это значит?

– Что? – зачарованно спросил Дима.

– Либо очень толковая имитация. Именно что вводящая в заблуждение любого лингвиста из любой страны. Либо… – профессор снова взялся за ложечку. – Либо некий условный… праязык. Содержащий в себе зерна всех мировых языков… в том числе и сформировавшихся сравнительно недавно…

– Вавилонский, – торжественно сказал Дима. – Времен до смешения языков!

– Тогда уж «до расслоения языков», – поморщился профессор. – Господи, да что я несу! Если бы меня услышал любой, подчеркиваю – любой мой коллега, он бы сказал, что я сошел с ума! Профессор Гольянов ударился в псевдонауку! Профессор Гольянов уверен в существовании общего праязыка человечества!

– Но в этом нет чего-то совсем уж нереального, – вставил я. – Человечество ведь зародилось в одной точке Земли? Где-то в Африке, да?

– Эдем был расположен в Месопотамии, – Кабайлов пожал плечами. – Широко известный факт. Кстати, даже генетики его подтвердили…