Форсайт

И он заговорил. Речь его текла легко и плавно, каждое слово следовало из предыдущего и порождало новое. Я не мог понять ни одного слова в отдельности, но смысл, смысл всего сказанного огненными буквами впечатывался в мой мозг. Дима жмурился от удовольствия, временами шепча: «Как давно я не слышал этой музыки…».

– Вам было сказано: смешать языки! – ругался профессор. – Семь языков! По числу континентов, плюс один для евреев, чтобы чувствовали себя избранными! А вы сколько натворили?

– Ну, континенты большие, нам показалось как-то неудобно, не творчески… – промямлил я.

– А евреи сами попросили: «Дайте два!», – отбивался Дима.

– И вообще, мы хотели ограничиться сотней-другой… – добавил я. – Но было так интересно… решили, пусть каждый говорит по-своему…

– Потом мы поняли, что сами забыли ангельский… – признался Дима. – И, следовательно, не можем вернуться обратно в свой эфирный облик… Я знал половину языков мира, он – вторую… Но ангельский мы забыли. Как и люди.

Профессор схватился за голову. Пробормотал:

– Какой кошмар. Я разговариваю с ангелами!

– С падшими, – утешил я его. – С падшими, раскаявшимися, тысячелетиями суровой жизни искупившими свою вину.

– Профессор, вы – вся наша надежда! – пылко сказал Кабайлов. – Мы-то язык помним. Но говорить уже на нем не умеем.

– А вы научились, – я не сдержался и подпустил лести: – Вы такой умный! Научите и нас… обратно!

– Да что значит ваш язык по сравнению с теми немыслимыми возможностями, что открылись перед человечеством! – завопил профессор.

– Какими еще возможностями? – заинтересовался Дима. – Я всецело за прогресс, если что!

– Факт вашего существования доказывает то, что Бог есть! – изрек профессор.

– Ну, это он тому доказывает, кто и без того верит, – отмахнулся Дима. – Мы же, простите, никаких чудес сотворить не можем.

– Вы могли бы открыть нам тайны человеческой истории! Вы же, наверное, были в разных местах?

– Так мы просто жили, – Дима развел руками. – Мы специально ничего не искали. От сражений держались подальше. Да и было это все так давно…

– Но… но… – профессор вздохнул. – Но хотя бы сам этот язык! Представляете, какие перспективы открываются перед человечеством? Тут важен только первоначальный толчок. Достаточно понять структуру, а дальше ангельский язык будто вспоминается… сам собой!

– Профессор, профессор! – Дима занервничал. – Вот этого не надо, пожалуйста. Человечество на ангельском языке уже говорило, ни к чему хорошему это не привело!

– Взаимопонимание! – восторженно сказал профессор.

– Поверьте, – я прижал руку к сердцу, – взаимопонимание между людьми зависит вовсе не от того, на каких языках они говорят.

– Но… но ведь на этом языке… как вы там сказали… Яхве разговаривал с ангелами! – торжественно объявил профессор. – Значит…

Мы тревожно переглянулись.

– Значит, если я заговорю с Всевышним… – профессор почему-то втянул голову в плечи, – то он меня услышит?

Мы вскочили и заговорили наперебой. О том, что беседовать с Богом напрямую – вовсе не такое большое удовольствие, как думает профессор. О том, что искренняя мольба и без того будет услышана. О том, какой кошмар начнется в мире, если все станут просить – и желания будут исполняться.

– Так зачем вы ко мне пришли? – не понял профессор.

– Мы уже говорили, – сказал я. – Научите нас снова нашему языку. Чтобы мы смогли перейти обратно в свой… э…

– Ангельский вид, – теребя куцую бородку, сказал Кабайлов. – Мы… это… всячески уважаем людей…

– А в человеческой жизни так много не доступных ангелам радостей… – вздохнул я.

– Но все-таки хочется вернуться обратно, – немного неуверенно произнес Дима. И посмотрел на меня: – Ведь верно?

Я пожал плечами. И сказал:

– Вы уж научите нас ангельскому. А потом постарайтесь его забыть. Ну, попросите себе чего-нибудь и забудьте.

Видимо, это я сказал зря.

– Забыть… – задумчиво произнес профессор. – Забыть язык, который… который искрится, как фонтан… который освежает души и зажигает сердца… Вы знаете, что я утром поговорил с завядшей геранью – и она расцвела?

– Да вы могли ее попросить хоть заплодоносить! – неосторожно сказал Дима. – И снимать по два урожая в неделю.

– Урожая чего? – сбился профессор.

– Да чего угодно!

Профессор крякнул:

– И вы просите меня забыть этот язык? Нет. Нет, нет и нет! Вас научу, если хотите. Но и всех остальных!

– Мы не можем этого допустить! – воскликнул Дима.

– Как вы меня остановите? Убьете?

– Нам не положено, – сказал Дима с некоторым сожалением. – У нас миссия была другая, понимаете? Вот те ребята, которых в Содом и Гоморру послали… они бы запросто… А мы – что мы? Нас послали языки смешать. Больше мы ничего делать не в праве…

– Взываем к вашей доброте и сознательности! – сказал я.

На миг в глазах Петра Семеновича появилось сомнение. Потом он покачал головой:

– Нет. И не просите. Говорю вам истинное слово – уйдите и не возвращайтесь!

Ну что тут можно было поделать?

Мы вскочили, роняя стулья. Торопливо пошли в прихожую. Приказ, отданный на ангельском языке, гнал нас, будто плетка. Мы даже обуваться не стали, подхватили ботинки и выскочили на площадку.