Форт Далангез

Несмотря на некоторую (незначительную) опасность, у нашей боевой работы есть одно несомненное преимущество: суровая красота турецких горных пейзажей, усугубляемая белизной снеговых покровов и обескураживающей мощью древних скал. Никто-никто во всей ойкумене и никогда не выдавал этого в таком ракурсе, который позволяет иметь полёт на борту "ньюпора". Летишь меж отвесных стен и думаешь, будто какой-то доисторический великан рассёк здешние каменные гряды своим волшебным топором, создав сужающиеся книзу каньоны, со стенами невероятной крутизны. Ковших весь внимание. Его пронзительный взор выискивает на горных склонах тропы, а его фотоаппарат фотографирует их. Для штаба надобна любая зацепка, любая возможность. Особенно важны возможные пути перемещения артиллерии, если не на гужевой тяге, то хотя бы на руках. И мы ищем такие пути. И мы их находим! Во время полёта мы отчаянно мёрзнем. Лётные очки запотевают, а если их снять, глаза отчаянно слезятся. Свист ветра мешает слышать голоса друг друга, и объясняемся, словно немые, при помощи знаков.

Штаб желает знать всё о вооружении и численности личного состава защищающих форты подразделений. Подобную информацию мы собираем на так называемом "бреющем полёте", когда шасси "ньюпора" едва не задевают брустверы турецких фортов или камни горных гребней. Таким образом, пролетая на небольшом расстоянии от поверхности горного массива, при предельной концентрации внимания, возможно рассмотреть множество подробностей из жизни турецких вояк. Самое забавное — их испуганные лица, с раскрытыми в крике ртами. Однако турки неплохие солдаты, и самые отважные посылают в нашу сторону пули. Одна из таких пуль повредила Leica Ковшиха. Впрочем, плёнка, отснятая в тот день, не пострадала, и все старания турецких стрелков пошли прахом. Ковших напечатал около двадцати фотографий, три из которых позволили пересчитать с большой достоверностью количество пушек форта Далангез. Другие фотографии, сделанные в тот же день, позволили Масловсому и К° проложить несколько маршрутов вдоль по массиву Каргабазара. Такие маршруты помогут облегчить снабжение наступающих войск в ходе операции.

Если ты волнуешься о моей судьбе и здоровье, то знай: всё это попусту. Я уверен в себе и в своей технике. При моём умении пилотирования и знании техники возможность печальных событий если не вовсе исключена, то минимальна. Ковших неустанно молится, и теперь мне его молитвенное рвение уже не кажется смешным. Знаешь, я начал сомневаться. А вдруг?

В ходе наших разведывательных и боевых вылетов несколько раз создавались такие странные ситуации, исход которых ничем кроме Божьего промысла объяснить невозможно. Например, "удачный" (ставлю это слово в кавычки, потому что туркам удалось за короткое время поднять на руках ствол, направив его под нужным углом к горизонту, чтобы выпущенная из него шрапнель полетела в сторону пролетающего на бреющем полёте "ньюпора") залп малой турецкой пушки. В результате этого залпа мы на доли секунды оказались в облаке острых осколков. Я слышал их смертоносный свист. Я видел, как осколки дырявят корпус "ньюпора". Когда опасность миновала, я с замиранием сердца оглянулся на Ковшиха, не ожидая застать того живым. Как же я смеялся, какое счастье испытал, увидев за стёклами лётных очков его плутоватые нащуренные, а вовсе не испуганные глаза, его забавно шлёпающие губы. Ковших, совершенно целый и живой как никогда, занимался своим любимым делом: молитвой.

Когда-то я тебе уже писал, что в русской офицерской среде афишировать свой атеизм не считаю приемлемым. Русский офицер, даже если он картёжник и не чужд бретёрства, всё равно человек набожный, а иногда и богобоязненный. Совершая полёты над городами, селениями, равнинами и пропастями турецкой Сибири, зная, что Ковших позади меня с Leica в окоченевших руках, твердит непонятные в своей бессмысленности слова молитвы, я не только вполне спокоен, но и счастлив порой. "Богородица, радуйся!" — произносит он, бросая на головы обескураженных турок бомбы. "Отче наш", — повторяет он, пытаясь сделать снимки с борта, сотрясаемого запредельными вибрациями "ньюпора". Да и я подчас ловлю себя на том же. Молюсь под аккомпанемент шрапнели. Откуда и каким образом увязли слова эти в моей памяти? Нешто от нашей русской нянюшки Оли? Ответь мне, Еленушка, как такое может быть?

И в завершение письма просьба к тебе, Еленушка, ни в коем случае не показывать мои письма матушке. Ей пишу отдельно и исправно и никак не реже, чем тебе".

Глава пятая ДЕКАБРЬ 1915 ГОДА (Рукописный журнал военных действий 153-го пехотного Бакинского Его Императорского Высочества Великого князя Сергея Михайловича полка)

18 декабря 1915 года