Форт Далангез

Нерасторопный лакей наконец-то подал кофе, портвейн и сигареты. Лакей зажег спичку, давая Пирумяну прикурить.

— А как же осмотрительность? Не лучше ли дождаться весны и не рисковать при наступлении? — спросил один из неизвестных мне офицеров.

— Нам предстоит штурм фортов. Пойдём напролом при отвлекающем манёвре вспомогательных подразделений, — проговорил его высокоблагородие Пирумян. — В тёплое время года легче наступать, но легче и обороняться. Такова военная логика. Идя против неё, мы получаем преимущество. В Эрзеруме нас не ждали. В этом одна из причин панического бегства турок.

— Мы видели форты с воздуха. Впечатляющая картина. На мой взгляд, позиция Девебойну совершенно неприступна, — раздумчиво молвил его благородие поручик Мейер. — Если только…

— Рискованно. Но если план Юденича сработает…

— Я готов! Я хочу пройти по земле по тому месту, над которым летал в воздухе! Но только сначала я хочу знать, велик ли риск?

— Зачем вам это, Адам Иосифович? — голос полковника Масловского под блистающими нутряной ненавистью взглядами черкесок 1-го и 2-го Кизляро-Гребенских полков звучал спокойно и примирительно.

— Как зачем?! — Ковшиха аж подбросило в воздух.

Без сомнения, считая себя самым умным в высоком офицерском собрании, Ковших не терял уверенности в том, что присутствующие должны и обязаны безоговорочно разделять его точку зрения.

— Как зачем? — повторил Ковших в своём обычном истерическом оживлении. — У меня всё есть, понимаете? Вообще всё. Я баснословно богат, если вы до сих пор не догадались…

— Да догадались мы, чего уж там. Золотая мошна, — проговорил подъесаул Медведев.

— …В том числе имею и государевы награды, — не унимался Ковших. — Несколько наград. Но боевых, полагающих за боевые подвиги, наград у меня нет.

— Не продали-с? Ай-яй-яй! — покачал головой боевой товарищ и брат Медведева, их благородие подъесаул Зимин.

— Для получения боевой награды необходима заслуга, подвиг. Хоть небольшой, но подвиг. А любой подвиг — это риск, — тараторил Ковших, не замечая кизляро-гребенской подначки. — Я готов рисковать! Чего уж там! Но речь, должно быть, идёт о большом риске. Например, наши рискованные эскапады с Мейером никто почему-то подвигом не считает. Выходит, наш риск недостаточно велик. Я готов поднять ставки!

Пресвятая Богородица, наша заступница и веро-учительница! Да видела ли ты когда-либо столь позорного торгаша, как этот самый Ковших? Привыкший торговаться везде и обо всём, оказавшись на войне, он торгуется о военном Подвиге! Скулы мои свело молчанием. Страдание моё было неизъяснимо, но я утешался тем, что христианские великомученики страдали более моего. На устах господ офицерства блуждали сдержанные улыбки. Поручик Мейер тяжело и часто вздыхал, будто ему не хватало воздуха, как при грудной жабе.

Полковник Пирумян заговорил тихим голосом, скупо роняя слова. В речи его внезапно появился выраженный армянский выговор, которого я ранее не замечал:

— Рисковать или не рисковать — это вопрос выбора. Если твой выбор — спокойная жизнь, то, казалось бы, велики шансы прожить дольше. Но когда ты выбираешь путь, связанный с военным делом, то считается, что ты вводишь себя в особо рискованное пространство. Выбирая этот путь, ты растёшь в чинах и должностях. Со временем становишься военачальником, как Николай Николаевич или я. Смотрю я на вас, штатского шпака, каким-то образом попавшего в собрание офицеров, прожившего жизнь избегая прямого боя, и понимаю, что в сложившейся ситуации я имею больше шансов выжить в условиях риска, с которым нас поставили нос к носу. Вот такая вот военная философия. Поскольку человек вы известный и действительно заслуженный, вот и в газетах, как я теперь понимаю, это про вас статьи, готов просветить вас по части геройства…

На этом месте полковничье речи я раскрыл створки окна, чтобы выпустить на улицу спёртый прокуренный воздух. Тем временем под окнами проезжала вереница крытых брезентом саней. На сбруе коней и на полотнищах брезента алели кресты.

— Ай, что это? — без церемоний отодвинув меня плечом, Ковших высунулся в окно. — Что это, милейший, куда путь держите? — прокричал он, адресуясь к вознице первых саней.

— Раненых везём, ваше благородие! — был ответ. — Нынче ночью стычка с турком произошла. Большие потери.

— Это как раз побочные последствия геройства, — проговорил полковник Пирумов. — То, что прилагается к орденам и крестам. Но часто сие событие является единственной наградой. Ранения — это всегда боль и страдания. В течение жизни каждый человек в той или иной мере познаёт боль и страдания. Иногда эти боль и страдания безопасны, то есть не несут прямой угрозы жизни, но если вы оказались на театре войны…