Форт-Хоэн

— Это понятно, тугодумные вы мои. Где деревня?

— Прямо по дороге.

— Вы издеваетесь?

— Мы лишь отвечаем на ваши вопросы, уважаемый господин.

— Зовите меня Соло.

— Мы лишь отвечаем на ваши вопросы, уважаемый господин Соло.

Ох и словоблуды!

— Вы можете проводить меня к старейшине?

— Можем, — кивнули оба.

Коротыши развернулись спиной к солнцу и потопали по дороге, поднимая пыль своими башмаками.

— Далеко идти?

— Пятьдесят четыре стадии, уважаемый господин Соло.

— А точнее?

— Пятьдесят четыре стадии и ещё ноль пятьдесят четыре ноль пятьдесят четыре одна миллиардных стадии, уважаемый господин Соло.

Я попал в Страну дураков. Не удивительно, что клановые частенько возвращаются с пустыми руками. Когда тебе начинают насиловать мозг миллиардными дробями, он взрывается и отказывается понимать происходящее. Уголек, глядя на меня, улыбалась. Шурка тоже улыбался, и только Дизель сосредоточенно водил глазами по бескрайним просторам полей. Вот с ним я готов идти хоть к самосадам, хоть садомазам, хоть в разведку.

Дорога тянулась по прямой, пейзажи по сторонам не менялись, говорить не хотелось. Жара давила на голову, на плечи. Одинокие облака в небе никак не могли встретиться и соединиться в одну большую тучу, чтобы напоить землю влагой и дать раскалённому воздуху остыть.

— А что вы делали так далеко от деревни? — спросил коротышей Шурка.

— Мы были в дозоре, — сообщил первый.

— Ждали, не появятся ли клановые, — добавил второй.

— Тогда бы мы вернулись в деревню и сообщили о набеге.

— Но клановые не пришли.

— Мы уже собирались возвращаться.

— Но тут появились вы.

— Мы смотрели на вас и думали: кто вы?

— Вы не такие, как все, вы другие.

— Поэтому мы не испугались.

— И решили проводить вас к старейшине.

Шурка уже был не рад, что заговорил с самосадами. Он отвернулся, делая вид, что разглядывает камень на обочине, а я наоборот заинтересовался.

— Почему вы решили оставить дозор?

— Клановые приходят только утром, — сказал первый.

— И никогда днём, — уточнил второй.

— И уж тем более вечером.

— Иначе они не успеют вернуться до темноты.

— Можете говорить не по очереди? — попросил я.

— Как это?

— Кто-то один!

Коротыши переглянулись. Первый кивнул, второй выпятил грудь.

— Я буду говорить. Спрашивайте, уважаемый господин Соло.

— Что случиться, если клановые не успеют вернуться до темноты?

— Их высосут Те, Кто Шепчет в Ночи.

Он сказал это просто, как о чём-то само собой разумеющемся, и ещё состроил глазки, дескать, неужели я этого не понимаю? Я не понимал. Ни о чём похожем слышать мне не доводилось, а клановые по какой-то причине утаивали информацию от подёнщиков.

— А кто это?

— На этот вопрос вам никто не ответит, уважаемый господин Соло. Никто ещё не выживал после встречи с Теми, Кто Шепчет В Ночи.

— А пытались? Я имею ввиду, пытались встретиться, поговорить, составить общее впечатление?

Коротыш хмыкнул, а его товарищ захихикал в кулак.

— Кто же захочет встречаться с Теми, Кто Шепчет в Ночи?

Значит, даже не пытались. Вполне возможно, это не нечто реальное, а басня, легенда, выдуманная для таких вот легковеров, чтоб они по ночам не шлялись где нипопадя. Но почему тогда кланы в неё верят? В рейды на деревни самосадов они всегда уходили рано утром, а возвращались вечером, до темноты. Значит, есть в этой выдумке какая-то правда? Какая?

Вряд ли я добьюсь чего-то от этой парочки карликов, проще будет расспросить старейшину. Уж он-то должен владеть информацией.

Остаток пути мы проделали в относительном молчании. Я снова отстал и шёл замыкающим. Курт пытался что-то напевать, но его песни походили на мычание телят. Шурка с Угольком перешёптывались. Я видел, как Уголёк поворачивала к нему голову, что-то говорила, но слов не слышал. Возможно, она расспрашивала его о правилах игры, а возможно рассказывала о себе.

До деревни коротышей мы добрались к вечеру. Жара начинала спадать, дышать становилось легче. То, что я увидел, вряд ли можно было назвать деревней. Приземистые дома с покатыми земляными крышами стояли несколькими рядами лицом к прямоугольной кирпичной коробке, размерами и конструкцией похожей на древнегреческий храм. Упрощённые до нельзя дорические колонны поддерживали массивную крышу, образуя перистиль. С моей точки зрения, никакой эстетики, сплошная показуха, но достаточно внушительная показуха, чтобы воскликнуть в удивлении «О-го-го!».

Едва мы появились в пределах видимости, зазвучали удары била, и возле храма начал собираться народ. Во главе стоял мужчина в длинной до пят холщёвой рубахе и с посохом, как у наших коротышей, только набалдашник был не круглый, а в виде кроны дерева. Один из коротыш шепнул, что это и есть старейшина. Я быстрым шагом прошёл вперёд, и когда до старейшины оставалось два десятка шагов, остановился.

Самосады волновались и смотрели на меня с подозрением. Все они были невысокие, коренастые, безбородые, а цвет волос варьировал от рыжего до белобрысого. Старейшина Моасу был рыжий, как и два наших низкорослых друга. Вместо того, что бы поздороваться, он воззрился на коротышей гневным взором и воскликнул:

— Неразумные! Вы привели в деревню врагов!