Форт Рэйвен

Когда костер разгорелся, и стало светло, я увидел, что поодаль в стене пещеры выбита довольно глубокая ниша. Подойдя поближе, я осветил ее фонарем. Внутри по большей части валялся какой-то мусор: пластиковая бутылка, несколько гвоздей, а также тетрадка с оборванной наполовину обложкой. Очевидно, ее использовали как растопку. Более ничего полезного там как будто не было. Я вытащил тетрадку, с тем, чтобы завтра или, когда понадобится, тоже использовать ее для розжига. Вернувшись к костру и присев на лежанке, я снял сапоги и вытянул ноги к огню. Почувствовав в лодыжках тепло, я окончательно расслабился, и, прилегши на лежанку, открыл тетрадь где-то посередине. Там был какой-то текст, написанный хорошо заточенным карандашом и весьма аккуратным почерком, и потому читался очень легко. Довольно скоро стало очевидно, что это что-то вроде дневника. Мне стало любопытно, и я стал читать, вернувшись к самому началу. Первые страницы, похоже, были выдраны, но написанное и без того, казалось каким-то «заброшенным», словно хижина в пустыне. Человек начал писать как-то внезапно, без особых вступлений, и, похоже, со временем охладел к этому занятию и затем также внезапно писать перестал. Впрочем, вот этот текст:

«Я не знаю, сколько дней тут нахожусь. Мне было так плохо, что следить за календарем в голову не приходило. Я, признаться, уже давно не попадал в такой переплет, и, как всегда, причиной сегодняшней печали является вчерашнее незнание. Странно, но царь Соломон в «Экклезиасте» говорил, что знание лишь множит печаль, однако, как видно, и незнание ее нисколько неуменьшает. Впрочем, слава богу, все закончилось. К. жива и относительно здорова, я тоже более-менее, хотя, признаться, были моменты, когда я думал, что уже не выберусь.

       Я брел, куда глаза глядят когда, наконец, вышел на эту пещеру. Хорошо, что мне не мешали, и я мог полностью уйти в свое одиночество и скитания разума с тем, чтобы сравнявшись с землей, излить в нее всю накопившуюся боль. Временами мне было так страшно, что и не передать. В «путешествия» меня мир не пускал – сплошная стена, хоть вой хоть кричи… Я сидел в молитве часами и не чувствовал в душе никакого отзвука! Ни малейшего. Я уходил в себя настолько глубоко, что временами не замечал, что начался дождь или же, что спустилась ночь.