Фортуна благоволит грешным

Через несколько минут кучер спрыгнул на землю и помог им погрузить сундук. Они поднялись в экипаж и сели на мягкие, обитые бархатом подушки друг против друга. В этом интерьере маскировка Джорджетты выглядела еще более жалко – поношенный мальчишеский наряд совершенно не подходил к ее фигуре.

Когда карета тронулась с места, Хьюго спросил:

– Где вы взяли деньги на билет?

Вопрос прозвучал довольно резко, и Джорджетта, чуть приподняв бровь, проговорила:

– Я же украла у моей умирающей матери серебро, не помните?

Хьюго бросил на нее свирепый взгляд. Она закатила глаза и тихо сказала:

– Я накопила достаточно денег, чтобы купить билет и эту одежду. Кузина Мэри мне немного платила.

– Но недостаточно.

Заглянув как-то раз в книжный магазин «У Фроста» и увидев, что сестра Бенедикта носит тяжелые стопки книг и грязные вещи малышей, предназначенные в стирку, Хьюго был поражен. И все то время, что он находился в магазине, девушка снова и снова ходила вверх и вниз по лестнице. Судя по всему, Джорджетта Фрост работала больше, чем любая из горничных.

После этого Хьюго стал заходить в магазин так часто, как только мог. В конце концов, надо же человеку где-то покупать книги…

– Представьте мое удивление, – сказал он, – когда сегодня утром, наведавшись в книжный «У Фроста», я узнал, что вы уехали ко мне в гости, в мое загородное поместье.

Джорджетта вжалась в подушки сиденья.

– Что вы сказали моей кузине? Она очень встревожилась?

Судя по голосу, Джорджетта волновалась, – но не за себя, а за других. Хьюго вздохнул и проговорил:

– Не волнуйтесь. Я ей сказал, что у меня изменились планы и что я сам вас отвезу. – Он нахмурился. – И еще я сказал, что, по-видимому, был так рад скорой встрече с вами, что на радостях забыл послать вам записку. Полагаю, мои оправдания звучали жалко.

– Наверное, моя кузина совсем обессилела, если поверила вам.

– Думаю, ей просто очень хотелось мне поверить. Она хочет, чтобы у вас все было в порядке.

Джорджетта отвела взгляд и посмотрела в окно.

– Что ж, хотя бы одному человеку не все равно…

– Ваш брат тоже за вас беспокоится.

– Да, как же… – Девушка фыркнула и пробурчала: – Бенедикт так озабочен моим благополучием, что даже не потрудился заглянуть ко мне, когда был в Лондоне. – Она снова повернулась к Хьюго и в упор посмотрела на него своими серовато-голубыми глазами. – И все-таки я собиралась встретиться с ним в Дербишире. Я такая несчастная… что даже не знаю, что мне теперь делать.

Лорд Хьюго в смущении откашлялся. У него вдруг возникло чувство, что сегодня он пропустит свою встречу в Сомерсет-Хаусе.

– Я знаю, где ваш брат, – пробормотал он. – Но куда хотели бы поехать вы?

Следующая неделя напоминала Бенедикту пребывание в эпицентре шторма. Началась она с того разговора, которого Шарлотта страшно боялась. А в конце недели их ждала выставка работ Эдварда Селвина. Напряжение, казалось, вибрировало в самом воздухе, и беспокойство Шарлотты то и дело передавалось Бенедикту. Правда, поначалу, вернувшись из Лидса, она храбрилась, но на самом деле они не представляли, что им делать дальше. Шарлотта не могла покидать дом, поскольку считалось, что она – это Баррет, к тому же больна…

Бенедикт сходил один раз в деревню, но так и не смог разыскать Лайлака, чтобы расспросить про кинжал. И было ясно: искать золото в одиночку – совершенно бесполезно, ведь у него не было ни запаха, ни звука, так что Бенедикт мог бы стоять прямо над ним и не знать этого.

Таким образом, неделя превратилась в сплошное ожидание, а ожидание всегда заставляло Бенедикта задумываться об отъезде – о том, куда он мог бы отправиться дальше. Ведь стоило ему надолго задержаться где-либо, – и он сразу же чувствовал, что снова оказался в клетке.

И у него больше не было возможности остаться с Шарлоттой наедине, так как после отъезда Баррет у всех в доме прибавилось обязанностей. И все же однажды вечером они нашли время, чтобы посидеть в гостиной с его рукописью. И Шарлотта немного почитала ему вслух.

– «И вот я во Франции! Окруженный людьми, незнакомыми мне, говорящими на непонятном языке и для меня невидимыми. А рядом – ни одного живого существа, которое могло бы хоть сколько-нибудь заинтересоваться мною. Но я решил не поддаваться мрачным мыслям».

– Напыщенный болван, – пробормотал Бенедикт.

Шарлотта кашлянула, затем продолжила читать.

– «Поэтому я пожелал хозяину доброй ночи и, будучи предоставлен самому себе, вскоре снова обрел то умиротворенное состояние духа, которое столь важно для человека, намеревающегося пройти свой жизненный путь плавно и счастливо».

Бенедикт со вздохом откинулся на жесткую спинку дивана.

– Такое впечатление, будто все это происходило с кем-то другим, – пробормотал он.

Он смутно помнил, как писал эти слова, и совсем не помнил того головокружительного ощущения, когда чувствуешь, что ты абсолютно свободен – куда захочешь, туда и отправишься. А куда именно отправиться – решать только тебе самому.

Тут Шарлотта снова откашлялась.

– А мне очень понравилась та сцена в Кале, где горничная настояла, чтобы помочь вам раздеться, – проговорила она.