Фостер

Затем настал черед Фостера задавать вопросы. Он откровенно сказал своему собеседнику, что, прочитав его труды, не обнаружил в них главного — революции. «Я отметил, — вспоминает Фостер, — что, хотя он постоянно подчеркивает в своих работах силу и влияние германской социал-демократии, я так и не смог понять, каким образом ее сила и влияние будут использованы для свержения капиталистического строя. Я спросил его, как он все-таки мыслит себе победу революции, учитывая, что тогда он не был сторонником пи постепенного выкупа капиталистической собственности (реформистской линии), пи революционной всеобщей забастовки (синдикалистской линии) и не поддерживал четко идею революционного восстания».

В ответ Каутский стал разглагольствовать о росте и мощи германской социал-демократии. Он приводил данные о количестве членов партии, о полученных ею на выборах голосах, о силе профсоюзов и влиянии кооперативов, контролируемых социал-демократами. Но каким образом все это должно привести рабочих к власти, оставалось неясным.

Фостер заметил Каутскому, что, судя по его словам, немецкая социал-демократия надеется прийти к власти не через революцию, а отвоевывая по кусочку власть у буржуазии, то есть реформистским путем.

Каутский не на шутку рассердился. «Если вы предлагаете, — ответил он Фостеру, — чтобы социал-демократы бросили рабочих на пушки германской армии, то разрешите заявить вам — этого никогда не случится. Этого как раз жаждет кайзер, и мы вовсе не предполагаем войти в расставленную нам ловушку».

В последующие годы Фостер неоднократно размышлял над этими словами Каутского. Отказавшись, по существу, от идеи завоевания власти рабочим классом и тем более от идеи пролетарской диктатуры, германская социал-демократия как раз и попала в расставленную ей буржуазией ловушку. Пределом ее мечтаний стала буржуазная демократия, а не социализм, а это привело ее к борьбе с передовым отрядом рабочего класса — коммунистами, к политике клеветы и ненависти к первому в мире государству рабочих и крестьян — Стране Советов. Сам же Каутский забрел в болото ренегатства и предательства интересов рабочего класса. И незадолго до своей смерти стал свидетелем не триумфа немецких трудящихся, а захвата власти гитлеровцами.

Почти на смертном одре, в 1938 году, Каутский признался в одной из своих последних статей, что в историческом споре о диктатуре пролетариата прав оказался все-таки Ленин, а не он. Запоздалое раскаяние старого ренегата явилось слабым утешением для его сторонников, многие из которых закончили свою политическую карьеру в гитлеровских застенках.

В статьях и корреспонденциях, которые публиковались в газетах и журналах ИРМ, Фостер критиковал реформистскую деятельность германской социал-демократии, подчеркивая, что она является основным препятствием на пути к революции в этой стране. Он также критиковал позицию левого крыла социал-демократической партии, возглавляемого Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом, за то, что они не порывали с реформистами и не проводили синдикалистскую линию в профсоюзном движении. В этом, конечно, Фостер ошибался, но в целом правильно определил, насколько гибельной была для рабочего класса Германии оппортунистическая и реформистская линия правых и центристов, господствовавших тогда в германской социал-демократии и в профсоюзном движении.

Руководящая верхушка немецкого профсоюзного движения, по словам Фостера, скатилась к тому времени к оппортунизму, и в результате профсоюзное движение стало (если не теоретически, то организационно) основным центром ревизионизма в Германии. Эта верхушка установила жесткий централизованный контроль над профсоюзами, свела к минимуму демократию и систематически душила все проявления боевой активности рядовых членов профсоюзов. Одним из многих примеров такой политики было стремление лишить праздник 1 Мая его боевой активности. Социал-демократические профсоюзные лидеры, на словах провозглашая свою преданность партии, на деле придерживались принципа «нейтральности» и аполитичности профсоюзов.

Пребывание в Германии, детальное ознакомление с положением в рабочем движении, ограниченное влияние Германского синдикалистского союза подтвердили сложившееся у Фостера еще во Франции убеждение, что наличие параллельных профсоюзов ослабляет позиции рабочих в их борьбе с капиталистами. Сторонникам революционных действий — а под ними он подразумевал тогда синдикалистов — следовало работать в цеховых и любых других массовых профсоюзах. Этому учил также английский опыт, где успешно действовал единый профсоюзный центр — Конгресс тред-юнионов.

Из Германии Фостер намеревался направиться в Италию, а затем в Испанию, где надеялся завершить изучение европейского рабочего движения, но генеральный секретарь ИРМ Винсент Сент-Джон известил его телеграммой, что он назначен делегатом от «Индустриальных рабочих мира» на конференцию Международного секретариата профсоюзных организаций, которая должна была состояться в Будапеште с 10 по 12 августа 1911 года.