Фотофиниш. Свет гаснет

— Да, — сказал Аллейн, — это возможно. Это вполне возможно, но как же это мешает всем нашим расчетам и алиби! Никто из «трупов» не находится на месте перед выходом на поклон. Макдуф — Саймон Мортен — мог успеть это сделать, но он бы испытал серьезное потрясение, когда мертвец появился бы, чтобы с ним сразиться. С другой стороны, будучи дублером Макбета, он бы знал ход поединка. Но он уже был занят в поединке, исполняя свою роль. Черт. Баррабелл? Гастон? Реквизитор? Рэнги? Все версии возможны. Но погодите-ка: все, кроме одной, невозможны. Если только не брать в расчет идею о наличии сообщника, который был знаком с поединком. Давайте возьмем любую теорию и посмотрим, как она работает. Рэнги.

— Рэнги, — без всякого энтузиазма сказал Фокс.

— Он бы совершил убийство раньше. Он бы ждал до последней минуты. Потом побежал бы к Гастону и сказал, что сэр Дугал потерял сознание, и Гастону придется выйти на поединок с Макдуфом. Пока все гладко?

— Пока гладко, — сказал Фокс. — А мотив?

— Да, мотив. Его прадед знал, как управиться с подобного рода чушью. Он весьма мило рассказал мне об этом. Прадед отрубал противнику голову и съедал его.

— В самом деле? — чопорно сказал Фокс. — Как неприятно. Но, наверное, он мог вернуться в состояние ума своего прадеда и убить Макбета. Ну, знаете, вернуться в каменный век или вроде того.

— Любой из остальных мог бы сделать то же самое.

— Вы ведь не хотите сказать…

— Я не имею в виду отрубание головы и поедание противника, и спасибо, что вы не верите в подобные глупости. Я имею в виду, что любой мог подойти к Гастону в последний момент и попросить его выйти на поединок. Загвоздка в том, что потом это стало бы чертовски серьезной уликой против него.

— Да-а, — протянул мистер Фокс. — И кто бы это ни был, он этого не делал.

— Я знаю, что он этого не делал. Я просто пытаюсь найти выход, Фокс. Я пытаюсь удалить лишних, и я это сделал.

— Да, мистер Аллейн. Удалили. Когда будем брать джентльмена?

— Знаете, я сомневаюсь, что у нас достаточно прочно выстроены доказательства.

— Разве?

— Черт бы их всех подрал! — сказал Аллейн, встал и принялся расхаживать по комнате. — Знаете, чем они сейчас занимаются? Вот в этот самый момент? Проводят прослушивание на новую пьесу. Это хорошая пьеса, написанная Джеем и основанная на смерти юного сына Шекспира и появлении Смуглой Дамы. Пока что они не взяли в труппу убийцу, но нет никакой гарантии, что они этого не сделают. Более того, это пьеса, которую они играли с большим успехом, когда этот театр снова открылся. Тогда тоже произошло кое-что неприятное, и виновным оказался один из актеров труппы.

— Господи боже мой! — сказал Фокс. — Точно. Я помню. История тогда была — хоть в книжку вставляй.

— И мальчишка оказался самым настоящим юным монстром. Это, конечно, совсем другая история. А вы знаете, что за мальчик играл в «Макбете»?

— Нет. А я должен знать? Надеюсь, он не по нашей части?

— Нет… Вернее, это не совсем так. Он хороший, правильно воспитанный мальчик, и он сын Хэмпстедского Головореза. Он об этом не знает, и я бы очень не хотел, чтобы ему это стало известно, Фокс.

— Харкорт-Смит, так вроде?

— Именно. Его мать отказалась от первой части фамилии. Он знает, что его отец находится в психушке, но не знает почему.

— В Бродморе?

— Да. Пожизненно.

— Ну надо же, — покачал головой Фокс.

— Одной из ранних жертв его отца стала некая мисс Баррабелл.

— Вы хотите сказать…

— Да, хочу. Жена. Баррабелл стал автором этих розыгрышей. Все они имели отношение к головам. Он надеялся, что администрация решит, будто их совершил мальчик, и уволит его.

— Он сам вам это сказал? Баррабелл?

— Не совсем такими словами.

— Он ведь состоит в каком-то странном небольшом обществе, да?

— Да, в «Красном Братстве».

— Что мы о них знаем?

— Обычные вещи. Встречаются раз в неделю, утром по воскресеньям. Достаточно искренние. Не имеют реального понимания чрезвычайно сложной внутренней полемики, идущей на субдипломатическом уровне. Немного чокнутые. Он и его приятели сводят все к нескольким аксиомам и не обращают никакого внимания на то, что в них не вписывается. Страшная реальность Брюса Баррабелла покоится на том факте, что его жену обезглавил маньяк. Я думаю, он верит, или уговорил себя поверить в то, что ребенок унаследовал безумие отца и что рано или поздно оно проявится, и тогда будет уже слишком поздно.

— Я все равно не понимаю, при чем тут сэр Дугал. Если он вообще при чем.

— Я тоже. Кроме одного: он вовсе не умел тонко шутить, и Брюс получил от него свою долю насмешек. Он вечно ехидничал по поводу левацких групп.

— Вряд ли этого ехидства было достаточно для того, чтобы Брюс отрубил ему голову.

— Да, если бы мы имели дело с нормальными людьми. Я начинаю думать, что во всем этом деле есть какая-то повышенная ненормальность, Фокс. Словно актеров мотивировала сама пьеса. Это приводит нас к предположению, что ни одна пьеса не является такой маниакально-навязчивой, как «Макбет». А это нелепо.

— Ладно. Так что нам нужно сделать?