Фотограф

– Брось. Сейчас каждый недоумок, купивший камеру в магазине и посмотревший пару роликов на YouTube, мнит себя фотографом. Поэтому интернет завален одинаковыми восковыми куклами. Гладкая кожа, сияющие носы и глаза. Безвкусица. А если рынок переполнен такими недоумками, то и хорошему фотографу сложно найти работу. Приходится искать работодателя. Того, кто тебе будет подкидывать работенку.

– Тебе нравится фотографировать? – спросила она, когда я замолчал.

– Да, – кивнул я. – Я это умею и люблю. Но я недавно возобновил практику. Я… хм… долгое время не занимался фотографией.

– Почему?

– Потому.

– Прости.

– Нормально, – я допил кофе и поднял руку, чтобы повторить заказ. Четырнадцатая потерла край стола, потом достала из кармана смятую салфетку и шумно высморкалась. Но мне почему-то было плевать. Не было отвращения. Вообще.

– Знаешь, а я не просто так пошла на сайты знакомств.

Спину вдруг пронял холод, и я сжал зубы. Фотоаппарат в рюкзаке за спиной ожил и подтолкнул Четырнадцатую к исповеди, как делал всегда. Каждая модель делилась со мной своими секретами. Но я не хотел знать секретов Четырнадцатой. Я просто хотел пить кофе и смотреть на неё. Однако она уже начала. И остановить её сейчас значит сильно обидеть. Черт! И почему меня это так волнует?

– Когда-то у меня были отношения. Ну, отношениями это сейчас сложно назвать, – усмехнулась она, не поднимая на меня глаза. Так всегда, когда правда лезет наружу. Стыд. Стыд мешает это сделать. Ты боишься увидеть реакцию человека, слушающего твою исповедь. Поэтому монотонно бубнишь дальше.

– Сколько вы были вместе? – решил помочь я. Она благодарно улыбнулась, потом как-то странно нахохлилась, словно воробушек, и тихо продолжила:

– Двадцать лет.

– В смысле? – удивился я.

– В смысле, что мы с детства были знакомы, – рассмеялась Четырнадцатая. – Он был моим первым и… единственным. Знаешь, я в него влюбилась сразу, как только увидела. Эти огромные зеленые глаза. Бутылочное стекло. Они сияли и манили. Я в них утонула. Наверное, он сразу это понял. Понял и решил обратить это себе на пользу. Через неделю после нашего знакомства он заставил украсть для него конфету.

– Вот же ублюдок! – громко возмутился я, заставив её снова рассмеяться. – Прости. Не могу сдерживать эмоции. Это всегда было проблемой. Каким же надо быть обмудком, чтобы заставить девушку воровать для себя конфеты. Надеюсь, что он сдох потом от диабета?

– Нет. Живет и радуется жизни, – веселье исчезло из её голоса, а в глазах мелькнула боль. – Конфета – это было самое невинное, что я для него украла. Но я была ребенком. Маленькой, глупой девчушкой. А он был умелым манипулятором. Всегда им был. Даже в пятилетнем возрасте. Знаешь, я тогда так восторгалась его умением выходить чистеньким из любых ситуаций. Он разбил окно соседке, а потом, как ни в чем ни бывало, наврал матери с три короба, пустил слезу и с видом невиновного ангелочка указал пальцем на меня.

– И ему поверили? – хмыкнул я.

– Конечно. Ты не видел, сколько правды горело в этих зеленых глазах. Для всех он был ангелочком, не способным разбить окно. А я была сорвиголовой, крадущей конфеты из шкафа и мелочь из кошелька бабушки. Ему верили, а он этим пользовался. Всегда пользовался. Конечно, он потом объяснялся со мной, а я… я была настолько влюблена, что прощала ему всё. Когда нам стукнуло четырнадцать, он стал частью моей жизни. Причем, я сама не понимала, как так получилось. Он залез по пожарной лестнице в мое окно ночью, произнес какой-то жаркий монолог. Нет, я его не помню уже. Но помню, что он был очень жарким. Помню, как у меня сердце скакало в груди, когда его губы шепотом говорили мне о любви. Помню, как весь мир исчез. Только его зеленые, блестящие глаза остались. Кто же знал тогда, что ему просто нужна домашняя собачка, которая будет его ждать и любить всегда, несмотря ни на что.

– Он тебя сломал, да? – спросил я, понимая, каким будет ответ. Она кивнула и криво улыбнулась.

– Сломал. Но я не сразу это поняла. Я была его послушной собачкой двадцать лет. Он решал, какой будет моя жизнь. Он выбрал за меня университет. Он выбирал, как я буду одеваться. Он выбирал, куда полетит в отпуск, и куда не полечу я. Он был Богом моей жизни. А я смотрела на него влюбленными глазами и покорно кивала.

– И когда всё изменилось? – хмуро спросил я. Она на миг раскрыла глаза, заставив меня улыбнуться, а потом виновато шмыгнула носом.

– Так очевидно?

– Конечно. Рано или поздно уебки, вроде твоего бывшего, начинают сочиться говниной, и эта говнина затрагивает всех вокруг. Тебя она залила порядочно. Я не святой, но с такими, как твой дружок, сталкивался частенько. Поэтому, да. Так очевидно.

– Все изменилось, когда он подсел на один их этих новомодных наркотиков. Я его не винила. Даже сейчас, иногда, конечно, ищу оправдания его поступкам. Тогда он работал в сфере искусства, а ты, как фотограф, наверняка знаешь, что творится на этих закрытых вечеринках.