Сначала особой боли не было. Немела левая сторона груди, и лед начинал медленно расползаться по венам, забираясь в каждую клеточку тела. Потом этот лед начинал жечь. Жечь так, что хотелось разорвать себе грудь и влить в обнаженную рану пол-литра кипятка, пока с конца моча не закапает. Обычно я заливался в говнину пивом и забывался пьяным, беспокойным сном. Но со временем пиво перестало помогать, и я перешел на виски. Бутылку я выпивал залпом, обжигая все внутри, но жар почти моментально сходил на нет, и на смену ему приходил лед. И везло мне, если к тому моменту я был пьян настолько, чтобы отрубиться. Просыпался я от той же боли, только к ней еще добавлялись и все минусы классического похмелья. Да, странно все это. Высадив две бутылки виски залпом, я просыпался на утро, меня корежило от боли и тошноты, но я по-прежнему был жив. Жив, черт возьми! Я не мог сдохнуть! Вообще… Ради интереса я принял душ с тостером. Током переебало так, что во всем доме повыбивало пробки и сожгло проводку, но я выжил. То, что убивало обычного человека, меня не брало. Закончилось все тем, что даже пистолет подвел меня во второй раз. И когда я выл, царапая ногтями грязный пол, то, клянусь, слышал Его смех. Снисходительный и ледяной. Пробирающий до костей. Я не принадлежал себе. И Вив однажды это подтвердила. Она пришла ко мне, когда шли вторые сутки моей добровольной изоляции. Она нашла меня в ванной, где я сидел с бутылкой виски, плакал и трясся от боли. С ней пришел и менеджер, которого я сфотографировал, тщетно пытаясь унять дрожь. И боль ушла. Затаилась, блядь, на несколько часов, потому что не такая душа нужна камере. Не такая душа нужна Ему. И Вив это подтвердила. Это и многое другое, о чем я думал, сгибаясь от жутких спазмов.
– Зачем ты себя мучаешь? – тихо и с плохо скрываемой болью в голосе спросила она, когда врубила холодный душ, обжегший мое и так искалеченное тело. – Смирись и прими всё это. Иначе сойдешь с ума.
– А ты смирилась? – спросил я, лязгая зубами от холода. Странно, но холодный душ подействовал. В голове немного прояснилось. – Быстро ты забыла Раяна, Вив?
– Заткнись нахуй! – прошипела она, врезав мне кулаком по скуле. – Ты нихера не понимаешь, о чем говоришь!
– Все я, блядь, понимаю, Вив. Ты, как и я, согласилась на эту сделку с Ним, чтобы облегчить боль утраты. Но я не могу смириться. Я делаю все, что Он говорит, но меня все равно корежит от боли каждое утро. Зачем тогда все это? Нахуй мне менять души ничего не значащих для меня людей, если она… – я захлебнулся в крике и зло посмотрел на Вив. – Если она страдает, Вив.
– Это не она страдает, а ты, – слова Вив подействовали на меня странно. Кровь резко прилила к голове и так же резко хлынула из носа, когда я осознал, что она сказала.
– Но Он…
– Он сказал тебе то, что ты желал услышать. Ты себя простить не можешь за то, что случилось давно. И эта боль не дает тебе жить. Она уже давно не страдает, Адриан. Как Раян. И как тысячи других, ради которых люди заключают с Ним сделки. Он убирает их боль моментально, как только ты соглашаешься. Ты согласился, и та, ради которой ты это сделал, мгновенно растворилась в нирване. Ей давно не больно. Она счастлива. Где-то там, куда нам хода нет. А боль, которую мы переживаем, принадлежит нам. Потому что мы себя простить не можем. Только я давно с этим смирилась, а ты до сих пор страдаешь и гробишь себя. Он не даст тебе сдохнуть, дружок. Даже если ты себе в жопу динамит засунешь.
– А ты пыталась сдохнуть? – хрипло буркнул я, делая внушительный глоток виски, чтобы согреться. Вив криво улыбнулась в ответ.
– Сотни раз. И ничего у меня не получилось. Поэтому заканчивай страдать. Смирись и возвращайся к работе.
– Да какой, блядь, смысл в этой работе? – поморщился я, когда Вив отвесила мне подзатыльник.
– Смысл в том, что мы можем изменить их жизни.
– Откуда мне знать, что их жизни меняются? Я просто обрабатываю фото и тут же забываю о них. Помню только редкие детали. Та злобная сука, которая сводила с ума мужчин, могла и просто так ебнуться с моста. С чего ты взяла, что Он говорит нам правду?! Может, это очередной пиздеж! Кто Он вообще такой?! Или
– Однажды Он тебе сам все расскажет, – сухо ответила Вив, поднимаясь с корточек. Она повернулась к менеджеру, который с безучастным лицом стоял в дверях. – Принеси ему еще виски и сухую одежду.
– Да, мисс Коннелли, – отозвался он и вышел из ванной, оставив нас с Вив наедине. Она посмотрела на меня, и в её взгляде я увидел то, чего никогда до этого не видел. Жалость. Только жалость почти сразу исчезла. Передо мной стояла та Вив, которую я знал. Суровая, холодная и злая.