Фотография

Уже несколько лет они завели правило ежедневно созваниваться утром и вечером – проверять, все ли друг у друга в порядке. На самом деле – в порядке ли у нее. Вечером, перед тем как улечься, звонила всегда она, утром, поднявшись, должен был он. Иногда, увлекшись каким-нибудь фильмом или концертом по телевизору, она со своим звонком затягивала, но не забывала никогда. Он же порой забывал – и вспоминал лишь в середине дня на работе. А то и вообще не вспоминал – и она звонила ему сама, спрашивала насмешливо: «Ну что, опять забыл? – И тут же, не дожидаясь его оправданий, продолжала: – Отчитываюсь – у меня все нормально, жива».

В тот вечер он уткнулся в какой-то грохочущий боевик, и лишь когда торопливые титры сменились рекламой, обратил внимание на часы – ого, так она еще никогда не запаздывала! Набрал ей сам – гудки, гудки… длинные, равнодушные, отмеряющие не пойми что. Дал отбой, тут же набрал еще раз – вдруг ошибся. «Ну же, ну, возьми!» – не брала. Сам не заметил, как начал нервно дергать ногой. Зато заметила жена.

«Может, не слышит?» – предположила. Таким тоном, словно сама в это не верила.

Он набрал опять и, держа трубку у уха, стал собираться…

Как доехал – помнил смутно, кажется, много нарушал.

Дверь тихо открыл своим ключом – а вдруг все же забыла и спит – сразу увидел в комнате свет, позвал, зашел…

Она лежала на спине у дивана, вяло возила по полу руками. И лежала, видимо, давно. Глаза были открыты, но взгляд…

Он прямо в куртке бухнулся рядом на колени:

– Что с тобой, что?!

Теребил, поправлял халат и все повторял, спрашивал.

Наконец, добился почти неразборчивого:

– Сесть, не могу сесть… – И требовательного: – Помоги…

Вместо того чтобы сразу звонить в «скорую», начал ее поднимать-затягивать на диван. Она пыталась помочь, цеплялась за него, елозила ногами, но тело ее не слушалось, расползалось в его руках, выскальзывало, не давало никак ухватиться. Он пыхтел, поднимал, тянул, уже понимая, что теряет время, однако оставить ее вот так валяющейся на полу тоже не мог. Да и она с каким-то нечеловеческим упрямством продолжала командовать: «Давай… еще… ну, давай…» – будто уверена была, что это все исправит.

Наконец, кое-как затащив ее на диван – полусидя, полулежа, не вдоль, а поперек – он позвонил. Затем набрал и жене – сказал, что дело совсем плохо, надо в больницу.

– Не надо… не поеду… – тихо донеслось с дивана.

Принялся убеждать, потом твердо произнес:

– Врачи будут решать.

– Тогда в туалет, – сказала после долгой паузы. – Пойду… – Зашевелилась и стала сползать.

– Куда? Зачем? Перестань! – он растерялся.

– Давай, помоги… – сказала так властно, что он понял – спорить бесполезно, если не поможет, то она поползет…

По пути еще затребовала взять из ванной какую-то тряпочку, а на обратном, когда он еле ее выволок – сама подняться не могла, только говорила: «Не смотри» – настаивала, чтобы он завел и оставил ее перед раковиной – надо кое-что постирать.

Он уже почти кричал, переламывая это непонятное упрямство.

К приезду «скорой» как раз успели вернуться – теперь уложил ее нормально, вдоль.

Вошли два мужика в халатах – начали расспрашивать, мерить давление, снимать ЭКГ, дали выпить одно лекарство, другое, третье, сделали укол.

Он отвечал, переводил вопросы и ответы – мама по-прежнему плохо понимала и говорила, хотя взгляд стал чуть лучше, не таким мутным, яснее – и одновременно испуганнее, – бегал на кухню то за водой, то за блюдцем, то еще за чем-то, когда делали ЭКГ и укол – выходил, чтобы ее не смущать.

Мама все принимала, безропотно делала – упрямство улетучилось.

Бригада тихо переговаривалась, звонила по телефону, что-то передавала и, похоже, диагноз поставить никак не могла. Сняли еще кардиограмму, сделали второй укол… Вновь пошли расспросы: чем болеет, что пьет из лекарств?.. «Гипертония, мерцательная аритмия, вроде все», – в который раз повторял он. Старший хмурился – нет, не то…

Тут-то он и вспомнил одну деталь, отложившуюся, когда сам недавно заходил в туалет. Неуверенно сказал о ней и предположил: «Может, у нее что-то диабетическое?»

Старший достал приборчик, кольнул ее в палец, проверил – сахар зашкаливал.

Бригада оживилась – старший подсел к телефону, а тот, что помоложе, вывел его в коридор и доверительно заговорил, что больницы разные, есть с хорошим эндокринологическим отделением, есть с плохим, они обязаны отвезти в ближайшую, но, если он хочет поместить свою маму в хорошую…

– Сколько?

– Полторы.

Он кивнул, сразу отдал. Стал растерянно спрашивать, чего ей надо с собой, искать по шкафам, складывать в пакет. Вдвоем с младшим усадили, он прямо на халат надел пальто, с трудом натянул на нее сапоги – вялые ноги все никак не вставлялись, не пролезали, – застегнуть их так и не удалось.

– В машине тепло, – успокоил младший…