Фотография Архимеда

— Вместе? — Андрей даже задохнулся от радости. — Конечно, давай! Вместе мы знаешь как быстро все провернем? Если ты сможешь сходить еще к одному человеку на Пролетарскую... Это недалеко от твоей школы. Только...

— Что — только?

Андрей посмотрел ей в глаза.

— Ты... у себя в классе... не будешь болтать о «Космосе»?

— Я?! — Рагозина даже привстала со скамейки.

— Ладно, — сказал Андрей. — Сейчас я тебе запишу адрес и отдам фотографию.

* * *

Итак, Полещук не занимался фотографией. Он с любопытством слушал рассказ о снимке Эратосфена, удивленно разводил руками и уверял, что ничего не знает.

Андрей сговорился с Людой, что она придет после уроков в библиотеку и они вместе решат, что делать дальше.

Откровенно говоря, они все решили вчера. Надо было узнать у Александры Ивановны, не брал ли книгу еще кто-нибудь, кого она не записала в формуляр. Бывает, наверное, в библиотеках такое. Приходит знакомый и просит новую книгу «на денек». Разве знакомому откажешь? А у него формуляра нет. Он даже в библиотеку не записан...

Конечно, сходить в библиотеку Андрей мог и один, но они все-таки договорились встретиться, потому что вдвоем было интереснее.

Андрей сидел в читальном зале и перелистывал журналы, разложенные по круглому столу. Напротив него сидели две старушки пенсионерки, разглядывали картинки в «Огоньке» и перешептывались о чем-то.

Когда в зал вошла Люда, старушки разом повернули головы в ее сторону, потом в сторону Андрея, потому что Люда улыбнулась ему и сделала рукой что-то вроде салюта, а потом наклонились к своему «Огоньку» и, сдвинув головы, зашептались еще оживленнее.

Люда подвинула стул и села рядом с Андреем.

— Давно ждешь? — спросила она.

— Недавно.

Он взглянул на старушек. Чего они шепчутся? Делать им нечего. Сидели бы дома да пили чай...

— Александра Ивановна здесь?

Он кивнул.

— Андрюша, а если никто больше не брал книжку?..

Он пожал плечами.

— Не мог же снимок появиться ниоткуда!

Старушки опять подняли головы.

Он встал.

— Идем к Александре Ивановне.

В этот момент отворилась дверь и вошла Александра Антоновна.

— А, Степушкин! — сказала она. — Весьма кстати. Почему ты ушел с уроков в тот день, когда в школе был твой отец?

Андрей почувствовал, как тяжелая горячая волна ударила в щеки.

«Для чего? — подумал он. — Неужели она не видит, что я не один? Неужели она не понимает?»

— Почему ты молчишь?

— Потому что не хочу отвечать! — сказал Андрей, холодея от собственной дерзости, и, круто повернувшись, вышел из читальни на улицу.

Люда догнала его у сквера Победы.

— Кто это такая? — спросила она.

— Наш завуч.

— У нее что, немножечко не того?.. — Люда покрутила пальцем у своего лба.

— Наоборот, — хмуро ответил Андрей.

— Это одно и то же, — махнула рукой Рагозина. — Если бы она была нормальной, она никогда так не поступила бы. Для каждого разговора есть свое время и свое место. В середине века это знали даже неграмотные.

В сквере не было ни души. Голые деревья, неподвижные, словно выкованные из чугуна, тянули в мутное белесое небо узловатые руки. Рядами проволочных заграждений стояли кусты.

— У меня всегда так получается!.. — вдруг с отчаяньем сказал Андрей.

— Что?

— Вверх ногами. Хочу сделать нормально, а получается вверх ногами. Всю жизнь так...

— Даже «Космос»?

— Ну... «Космос» другое дело. А остальное...

— В таком случае у меня тоже все вверх ногами, — сказала Люда. — Сначала я хотела стать балериной, потом инженером-химиком, потом ботаником.

— А сейчас?

— Историком. Знаешь, где я хотела бы пожить? В Голландии тысяча шестьсот семьдесят второго года.

— Почему тысяча шестьсот семьдесят второго?

— Потому что в это время там вывели черный тюльпан. Ты не представляешь, что там творилось! Какие торжества были! И еще мне хотелось бы стать врачом... А в конце концов ничего путного из меня не получится. Так говорит мама.

— Из меня тоже, — сказал Андрей. — Что в школе не случится, я почему-то оказываюсь замешанным. Не хочу, а оказываюсь...

Они медленно шли по боковой дорожке вдоль ограды, и Андрей думал, что Люда одновременно похожа и на девочку, и на взрослую и, конечно, она лучше всех других девочек в мире.

— А спросить?! — вдруг воскликнула Люда. — Вот люди! Мы так и не спросили у Александры Ивановны про книжку! Андрюша, подожди меня здесь! Я сейчас все узнаю! Через десять минут! Держи!

Она бросила ему свой портфель и помчалась к выходу из сквера.

* * *

Неизвестно, кто в классе пустил этот грязный слух. Это мог сделать Женька Трифонов, которого в школе называли «информатором номер один», или Венька Окулов, который любил придумывать разные небылицы и потом сам свято в них верил.

Да какое значение теперь имело — кто? Слух-то был пущен!

На второй перемене в класс ворвался Гришка Афонин, вскочил на парту и заорал:

— Мальчишки! Хотите новость? Наш Степушкин влюбился!

— Степушкин? — ахнул кто-то из девочек.

— Честное слово! Вчера вечером его видели в сквере Победы с какой-то девицей. Знаете, что они делали? Никогда не угадаете! — Афонин приложил ко рту ладонь и сказал, понизив голос: — Об-ни-ма-лись!

— Гы-гы! — грохнул класс.