Фотография Архимеда

— А я свой «Космос» по Шемякину. Приложение к «Юному технику».

— Знаю. Одно плохо: только прицелишься, начнешь зарисовывать какое-нибудь место, глядь, оно уже на краю поля зрения. Трубу поправлять надо. Через каждые пять минут.

— А у меня не надо, — сказал Андрей. — У меня шахту часовой механизм ведет. Пустишь его — и к трубе уже руками не прикасаешься. Хоть до утра.

— Что за механизм? — полюбопытствовал Липкин. — Тут знаешь какую машину надо? Шахта-то весит ой-ой.

— О! У меня такая машина! — с восторгом сказал Андрей. — От английских астрономических часов. Слона повернет!

— Где достал?

— Тут, в одном месте. Случайно. Ты сначала про Эратосфен расскажи.

— Эратосфен... — задумчиво произнес Липкин. — Это фото я сделал две недели назад, когда изучал Синус Аэстум, то есть Залив Зноя. Я сейчас покажу.

Он вышел в соседнюю комнату и тотчас вернулся с большим альбомом, который положил на стол.

— Вот здесь все места, где я побывал.

Андрей открыл альбом.

Он сразу же узнал кратер Коперника, похожий на воронку, оставшуюся после чудовищного взрыва, разлетающиеся из кратера таинственные светлые лучи, которые до сих пор сводят с ума всех астрономов мира, и мелкие кратеры, усеявшие дно Океана Бурь.

Но какой это был Коперник!

На лучших лунных фотографиях, сделанных в знаменитых обсерваториях, он всегда имел форму кольца, окруженного белым венцом. А здесь он был похож на громадный вал, лежащий на светлой, слегка всхолмленной равнине.

Ни одному астроному не снилась такая фотография!

В нижнем правом углу альбомного листа было написано красивыми буквами:

«Область цирка Коперник на 10-й день после новолуния».

На следующем листе была фотография Теофила во время захода Солнца. Теофил тоже был сфотографирован не сверху, а сбоку, с небольшой высоты. Его центральная горка высоко поднималась над окружающими валами, и ее двойная вершина ярко горела на фоне черного неба.

Дальше шли фотографии Клавдия, Птолемея, Платона, маленькие фото неизвестных Андрею цирков, снимки каких-то гор и долин.

Андрей перелистывал альбом все быстрее и быстрее. Наконец он перевернул последний лист и спросил:

— Море Опасностей ты не снимал?

— Нет, — сказал Сергей. — Но я работал недалеко, в Море Изобилия.

— А что там интересного, в Море Изобилия? Трещины да холмы. Ни одного приличного цирка.

— Ни одного приличного цирка? — воскликнул Сергей. — Ну, сказал! . . А Мессье и Пикеринг?

— Ну и что? Их в хорошую трубу не всегда увидишь!

— Ты видел?

— Видел.

— И ничего не заметил?

— Ничего!

— А ты знаешь, что между ними туннель?

— Что?!

— Да, да. Так считают многие наблюдатели.

— Чушь!

— Абсолютная правда! Там горная цепь высотой около двух километров. Налетевший с запада огромный метеорит ударил в ее склон, пробил и, выскочив с другой стороны, улетел в космос. В том месте, куда пришелся удар, образовался кратер Мессье, а на другой стороне — Пикеринг. Я только вчера фотографировал этот район. Идем, покажу.

Он провел Андрея в темную соседнюю комнату и включил свет.

На столе в углу комнаты громоздилось странное сооружение. Посредине плоский прямоугольный ящик, до половины наполненный серой мукой. К углам ящика привинчены длинные штанги. На них, на разной высоте, укреплены рефлекторы с плоскими матовыми лампами. Еще одна штанга, длиннее всех остальных и размеченная на сантиметры, прикреплена к спинке стула. На другом стуле лежат вынутый из футляра фотоаппарат «зенит», экспонометр на витом шелковом шнурке и несколько деревянных лопаточек.

— Вот Море Изобилия, — Сергей показал на ящик. — Подожди, сейчас я на него прысну, а то все осыпается.

Он взял с подоконника пульверизатор и несколько раз фукнул водой в ящик, на горки серой муки.

Потом деревянной лопаточкой что-то подправил и жестом подозвал Андрея поближе.

— Вот Мессье, видишь, на склоне хребта? А вот по другую сторону Пикеринг.

Андрей напряг все свое воображение, но серая мука так и осталась мукой.

— Ничего не вижу, — сказал он.

— Это с непривычки, — улыбнулся Липкин. — Сейчас увидишь.

Он воткнул в розетку вилку, от которой тянулись провода к рефлекторам, и щелкнул выключателем. Ярко вспыхнула одна из угловых ламп, беспорядочные кучки муки отбросили длинные тени, и Андрей открыл рот от изумления.

Перед ним лежала знакомая равнина Моря Изобилия, пересеченная вдоль невысоким горным хребтом, кое-где покрытая оспинами небольших кратеров.

Сколько раз, направляя на Луну «Космос Первый», он останавливал свой взгляд на этой желтоватой равнине и, полюбовавшись цирком Лангрен, уходил на север, в дикие горы на берегу Моря Опасностей.

Он и не подозревал, что, может быть, в это самое время кто-то бродит еще по бесплодному лунному шару, смотрит на небо, усеянное ледяными точками звезд, и фотографирует лунные пейзажи.

— Видишь теперь? — спросил Липкин.

— Еще бы! — сказал Андрей. — Здорово! Лучше, чем в телескоп. Это ты сам выдумал?

— Сам, — сказал Липкин гордо.

— А что это за мука?

— Это не мука, а формовочный песок. Мне отец с завода принес.

— Отец принес? — переспросил Андрей. — Он что, тебе помогает?