Фотография из Люцерна

– Я прекрасно знаю, что обо мне говорят. Что я безумец и психопат, что у меня навязчивая идея. Но однако же, – тут он неприятно усмехается, – есть люди, готовые на все, лишь бы меня остановить. Ярые поклонники Фрейда, само собой, его ревностные приспешники, для которых каждое слово мастера – святое писание. Они люто ненавидят всех, кто придерживается противоположного мнения. Они высмеивают мои исследования и меня самого. Мне это безразлично. И как Самсон разрушил святилище Дагона, я низвергну миф о Фрейде. – Он снова усмехается. – Вы скажете: такая страсть – и такая приземленная цель. Однако, дорогие дамы, не впадайте в повсеместное заблуждение: эта цель огромна. Если такому несомненно одаренному человеку, как Фрейд, позволено выдавать за науку профанацию, тогда «наука» не имеет смысла.

Ева смотрит на него.

– Все это я уже читала в вашем блоге. Но ведь на вас ополчились не только последователи Фрейда?

– Ну, разумеется, есть другие! Моссад прослушивает мои разговоры и пытается взломать шифр. Зачем они это делают, спросите вы? Они в ужасе: ведь если я смогу доказать, что Фрейд был знаком с Гитлером, знал его задолго до того, как тот пришел к власти; если он знал и ничего не сделал, чтобы его остановить, – то, в метафорическом смысле, в Холокосте виноваты сами евреи. А такое разоблачение от «ученого-гоя» для них нестерпимо.

Мы оторопело слушаем, а Сомс хохочет. Ясно, ему ужасно нравится такая реакция.

– А ведь есть еще поклонники Гитлера…

В точности, как предупреждала меня Ева, он несет какой-то бред, заканчивая свой страстный монолог словами:

– …так что, сами понимаете, меня атакуют с трех сторон. Иметь врагов хорошо. Держит в тонусе. Ладно… теперь, когда мы со всем этим разобрались, давайте займемся делом. Графиня, рисунок при вас?

Глядя ему в глаза, Ева спрашивает:

– А письма? Письма при вас?

– Ха! А вы мне по нраву, графиня! Я тоже сторонник такого подхода.

В его «почтительном» обращении звучит насмешка. Я кошусь на Еву и вижу, что она злится.

Сомс этого словно не замечает. По его словам, большая часть материалов из архива Фрейда, размещенного в Библиотеке Конгресса, недоступна («во многих случаях еще в течение пятнадцати лет, а в одном – до две тысячи сто второго года, вы только представьте!»). Однако он все-таки получил доступ к закрытым материалам («Ну, скажем так, я прикормил местную моль. Ведь библиотекари так мало зарабатывают»). В результате он якобы смог получить фотокопии фрагментов переписки Саломе и Фрейда, в которых содержится признание.

Он говорит:

– Позвольте мне зачитать перевод следующего интересного пассажа: «Что касается юноши, чей рисунок мы с вами когда-то анализировали перед моим отъездом из Вены, помните? Я что ни день изумляюсь причудам судьбы. Двадцать лет назад он пресмыкался передо мной. Сейчас вся Германия пресмыкается перед ним! Какой поворот!»

Ева не отводит от него взгляда.

– Могу я увидеть эти письма?

Снова поединок взглядов. Сомс отвечает:

– Разумеется. А могу я одновременно увидеть рисунок?

Я вижу: Ева колеблется. Если она покажет Сомсу рисунок, то ей нечем будет вести торговлю. С другой стороны, если она прочтет письма, то узнает, что Лу Саломе думала о ее отце.

– Да, – наконец отвечает она. – Без разрешения не копировать. Это ясно?

– То же условие в отношении писем. Можно читать, но нельзя делать записи.

Она кивает, открывает сумку и достает два листа бумаги.

– Передняя и задняя сторона. Оригинал я не привезла.

– Понятно. – Сомс одной рукой берет протянутые листки, другой подвигает ей копии писем.

Почти сразу он радостно вскрикивает; а потом восклицания следуют одно за другим: «О господи!», «Разве это не чудо?!», а потом совсем громко: «Боже, я сейчас упаду в обморок!»

Однако Ева не слушает. Она поворачивает ко мне ошеломленное лицо и шепчет:

– Все сходится. Отца действительно отправили добыть рисунок. Письмо это подтверждает.

Сомс тоже ничего не слышит и не видит. Он бьется в экстазе.

– Это бомба! Миф о Фрейде взлетит на воздух! Фрейд знал, он собственными глазами видел патологию, однако и словечка не проронил!

Ева поднимается.

– Спасибо за интересную встречу, – говорит она. – Нам пора идти.

– Пожалуйста, подождите! – умоляет Сомс. – Мы же еще не договорились!

– Нет предмета для переговоров. Я всегда знала, что рисунок аутентичен. Сейчас это подтверждено, и вопрос себя исчерпал.

Он смотрит на нее непонимающим взглядом. Ева делает резкое движение и выдергивает рисунок из его рук.

– Верните! – кричит Сомс. – Я знаю людей, которые заплатят за него состояние!

Ева швыряет ему письма и презрительно цедит:

– Лу Саломе отказалась продавать рисунок Флекштейну, а я отказываюсь продавать вам.

И поворачивается ко мне:

– Пойдемте, Тесс. Машина ждет.

Сомс тоже поднимается. Первый раз за все время визита он по-настоящему ошарашен.

– Прошу вас, графиня, – взывает он. – Ну, куда же вы? Мы же только начали.

– Возможно, вы только начали. А я – закончила.