Читаем Фотографирование и проч. игры полностью

Ты, он или я — мы отвечали на эти письма, верно. Ее письма становились горячей, наши суше. Но мы отвечали, посылая конверты по конспиративному адресу, ею предложенному. К чему мы это делали? Рука тянулась к перу, перо к бумаге… Извещение о прибытии окончательно охладило Местоимение. К тому ж — телефонный звонок, провинциальный выговор, какового не заметил, лежа на ковре в гостиной. Ответ был неопределенен, а в день ее предполагаемого приезда мы отбыли в поэтическую командировку с чтением вольных стихов перед энергетиками Малороссии, — и вот последние такты, финальные строки либретто. Поезд, длинно вытянувшись из тоннеля, пошел на север поперек страны. В стране мело. В Самтредиа прицепили вагон, в котором на всероссийский конкурс детской песни ехал ансамбль Мзиури, победитель зональных состязаний. Черепашка ползет по земле, журавлик летает по небу, пели девочки-интернационалистки японскую песенку на грузинском языке, червячок обернется бабочкой, и наступит весна. В соседнем вагоне ехала девочка Китино к бабушке в одну из северных областей России. С ней ехала мама, в Москве их никто не встретил. Поезд пошел дальше, — и растворился в длинной полярной ночи. Годом позже Соломон написал Местоимению отчаянно неграмотное письмо. «Я не выдержал, слушай, и пишу тебе, без нее я погиб, но я сам виноват. Я хотел убедиться, потому снимал, это грех, и теперь одни негативы, а ее больше нет. Но ты тоже честный, только зря ты писал ей эти письма. Но я тебя не виню, я виню себя. Она писала тебе, скрывала от меня, но если ты ее не любил, пришли мне письма назад. А если любил, оставь. Извини за ашипки. Соломон». Это письмо было оставлено без ответа.

С тех пор мы обрели вполне заурядное имя в так называемых литературных кругах, женились, в писательском союзе местоимением стало больше, а бедняга Соломон, должно быть, опустился, спился, хоть грузины и редко спиваются, стал фотографом на пляже или в ботаническом саду. Крупные группы туристов снимаются здесь на фоне унылого пруда с двумя камнями посредине — одним плоским, разлапистым, другим востреньким, с отечной макушкой. К их услугам в качестве фона и водопад на скале. Вряд ли князь-грузин знал, как водопад называется по-японски, мы же приведем его имя — нуно-оти — падающий, как полотно.

11. Нарушения в пейзаже

Тополь (гусиное перо, видится в контражуре) смутное поле (отсвечивает роса) три горизонтали — чернильной воды в реке, отдельной полосы тумана, противоположного коренного берега, покрытого густым орешником: спуск затвора, перевод кадра, шорох внутри камеры. Чуть левее — поле неясная река (крона касается края рамки) три пятна белой будки белого бакена белой створы на плесе: спуск затвора, перевод рычага. Духовая музыка с утра играет в деревне (двести дворов, кто-нибудь мог умереть). Повернуть назад — тополь сад проблики беленой стены, голубоватые в рассеянном свете: затвор мелкий дождь музыка слышится глуше. Нужно бы жить не в доме — в шалаше, под гривой вишневого дерева (сад запущен и птицы сыты, ягоды не склеваны) на краю виноградника поздней лисьей лозы по женскому имени остерегаться, неся от колодца полные ведра, наступить на скатившуюся к ногам перезрелую дыню (расползается без хруста утробно сочится мякоть пачкает траву семенной клубок — жухлые нити вялые ткани — съезжает набок, слизистый душный), — хозяйка не позволит. Постелила в парадной гостиной (рябь в глазах от ковровых узоров), поставила на пол теплый таз, держала на руках крахмальное полотенце, пока мыл ноги, комкала бахрому в маленьком кулаке; лишь во вторую ночь разрешила перейти на заднюю веранду (серые обои кукла цветной карандаш) ближе к саду, набрякшему и томящемуся. Сад — стыд хозяйки; хоть и приглашает деревенскую родню, нанимает работников прополоть огород, полить помидоры персики, собрать урожай под грецким деревом, зарезать визгливого и вонючего борова, опалить тушу на соломе перед воротами, окатить колодезною водой рассохлые бочки, чтоб набухли доски, крепче сели ржавые обручи — до сада руки не доходят, гость сам собирал вишни себе на вареники, — нечаянный гость, плодоносящий сад.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы