Фотографирование осени

на тракторе, и под трактором, и цепь натянуть, и сено потом

сгрести — а Борис не слышит. Она — повторять, а он — ну ни в

какую. Уходит Люсьен, появляется Валентин, рассказывает, что

давно не слышал свою жену, доярку Катерину. Утром не слы-

шит — она на ферме, потом он день на работе, а вечером она

снова на ферме, после приходит. Принесёт ужин и у телевизора

пригорюнит. Потом тихо-тихо посидит у детей, поцелует их на

ночь. Ляжет на кровать, повернётся лицом к нему, Валентину,

закроет глаза и спит, вздыхая. Только эти вздохи и слышны.

Утром снова уходит на ферму, а он к себе в правление. Так и

живут, а что делать?

И у всей деревни такое, всё не ладится, не видят друг дру-

га и не слышат. Ворошнины уехали в Никольск, и пошла молва,

что семья оказалась спасена. Так вся деревня уехала — кто в

Сокол, кто в Мякинницыно, остались одни Муромцы, пришлые.

А им зачем уходить? — вдруг оказалось, что они друг друга и

видят, и слышат. И в доме мир и лад. Сыну Илье Муромцу уже

тридцать три года, он работает простым почтальоном в сосед-

ней деревне, и всё никак не женится. Говорит: «Ну, не вижу я

себе жены, ни в Пожарове, ни в Мякинницыно, а дальше ехать

некогда — надо почту разносить, сеять, косить».

Малахово

В Малахово до сих пор стоят дома крепкие, будто кто за

ними ухаживает, правда, за крапивой их не сразу увидишь. С

деревянного балкона Таисьи Иверневой видны поля, поля, до-

рога на Мякинницыно и Пожарово, за дорогой снова поле. А за

ним уж лес. По дороге ездят лесовозы и грузовые машины —

везут в Мякинницыно банки сгущёнки из Сокола, печенье из

Великого Устюга и даже хлеб откуда-то.

Раньше и в Малахово кое-что возили, например, стеклян-

ную посуду. А больше торговать было нечем, всё в деревне

имелось своё. Лён целыми полями рос прямо от домов до доро-

ги — в одну сторону. И в другую — не меньше. В каждом доме

стоял ткацкий стан, сколько их на поветях сохранилось по всей

Варже и сейчас, мамочки! Каждый держал корову и кроликов,

мясо и молоко было всегда. Хлеб рос плохо, но муку из Мякин-

ницыно возили и пекли его сами.

Как наступили девяностые годы, сельский магазин выку-

пил Ростик, он тогда заработал на сенокосе, да жена его много

из льна всего нашила — отправила сыну в Москву, а он и про-

дал на Арбате задорого, себе квартиру купил, а остальное ро-

дителям прислал. Ростик стал возить сначала книги, но они

плохо расходились — жители тут бережливые, ещё дедову ли-

тературу хранили, а до путча каждый какие-нибудь журналы

выписывал — и научные, и художественные. Всё это было, и

они, хоть и старенькое, а читали. А на новое не особенно падкие

были. Тогда Ростик начал продавать китайский чеснок и бри-

танские шарфики-кашне.

С этого всё и началось. Все накупили этого чеснока, и свой

сразу выродился, стал мелким каким-то, не разглядеть. Сразу

же. И лук заодно испортился. Потом и остальное начало под-

гнивать, горох, морковка. Коровы не мычат, кролики не нарож-

даются. А лён из-за кашне ушёл. Однажды Полинка Стрюкова

накупила этих шарфиков, сшила себе сарафан, крутится перед

зеркалом и вдруг слышит: что-то на повети грохнуло сильно.

Прибежала — а это станок её ткацкий рухнул. Собирали-

собирали деревней, но у всех будто помешательство какое, па-

мять отшибло — не смогли ничего сообразить. Потом по со-

седним домам это поветрие пошло — ломается станок, и всё. И

никто починить не может, а новых не делают — незачем те-

перь, лён не в моде. Ростик быстро одежды разной навёз — яр-

кой, трикотажной. Так и жили с тех пор в Малахово, пока он

вдруг не придумал уехать. Распродал всё по дешёвке, взял се-

мью и — раз, два — его нет, а где — не знает никто. Жители

немного загрустили без магазина, но тут до Мякинницыно —

полтора километра, не страшно. Правда, вечерами стало осо-

бенно нечего делать. Раньше все собирались у сельмага, разго-

варивали. А до того — работали дома и на огородах. Телевизор

смотреть — больно грустно, не хочется. Так ходить гулять — да

ну его: снег или комары. Стали постепенно отчаливать кто ку-

да. Школа закрылась. Клуб с библиотекой закрылись. Почта.

Последним уехал отсюда Тараска, когда его мама, Таисья,

от старости умерла. Только получила письмо от президента,

поздравление с 65-летием победы, и умерла. Тарас мать похо-

ронил, а письмо даже открывать не стал, надписал на конверте:

«Мама умерла» и отправил его обратно, пусть президент тоже

знает. Большое Ворошнино

В Большом Ворошнино поставлен серп со звездой на вер-

хушке — это значит, жили колхозники. Серп стоит до сих пор, а

колхозников нет, только дачники. Приезжают из Вологды,

Усинска, Ухты на лето бабушки с внуками. Ребятам нравится,

если бы ещё комары так не кусались. Прямо за деревней, в сто-

рону Варжи, заброшенные поля, а в сторону Мякинницыно —

поля с травой для животных и тропинки. Там и там много по-

лыни с запахом летней горечи.

Посреди деревни стоит колодец, тут все и собираются по

вечерам, тут узнают новости. Хотя новостей особых нет. Всем

известно и так, что по субботам привозят хлеб в магазин в Мя-

кинницыно, что ещё нужно знать? Только престарелая Полина