Фотографов с рук не кормить

— Да, я завтра снимаю. В Бросте. Репортажка пару часов в параллель с фотозоной. Обычно я в такие места стараюсь никого не брать…

Он не договорил, но я и сама понимала: и клиентов дорогих светить перед коллегами не любят, и с охраной в подобных местах бывает строго. Но и мне в дом Васильева надо было попасть позарез.

— Я буду твоей тенью. Клянусь. И могу на себя репортажку взять, чтобы в параллель. Ты же знаешь, как я умею снимать динамику. А заплатишь мне как ассистенту с отражателем.

Репортажную съемку, когда второго дубля быть не может в принципе, я и вправду снимать умела и выхватывала отличные моменты. Только вот была она потяжелее портретной, в фотозоне. И Димка это понимал. К тому же цену за свою работу я запросила в разы меньше, как для «мальчика на подхвате», держащего вспышку, а не профи-фотографа, гарантирующего по итогу отличные кадры.

— Ладно, договорились. Встретимся в десять… — и он назвал адрес в поселке. И мы попрощались.

— Все! — выдохнула я. — Завтра установлю твои жучки в доме этого Твенистого. Ты соберешь компромат и… сможешь воскреснуть с ворохом доказательств. — Был бы бокал, я бы отсалютовала.

Только Ник почему-то моей эйфории не разделял.

— Мне не нравится.

— Что именно?

— Не знаю, что именно, но у меня предчувствие. И я пытаюсь понять…

— Ты просто зануда, — поддела я его. А потом не удержалась и облизнула грубы. Провокационно так.

— Я — зануда? — Ник изогнул бровь.

— Зануда-зануда-зануда… — начала я дразниться и подначивать, как в детстве.

Да, мы оба были серьезными, взрослыми людьми, но иногда так хотелось сказать: «Мяу!» И сегодня мы себе это позволили. Потому что иначе бы взорвались. От сомнений, тревог, напряжения, скопившегося за эти дни, ревности и хрупких надежд, у которых есть строго обозначенный срок годности.

Я это понимала. И Ник тоже. Потому и подхватил мою игру, погнался за мной наверх, когда я рванула на мансарду, скрываясь от «грозного и ужасного зануды». Увы, он тут же меня догнал. И схватил.

Мы стояли рядом. В темноте, которую разбавлял лишь свет луны, проникавший через неплотно задернутые оконные шторы.

Что бы ни случилось завтра, эта ночь — наша. Целиком и полностью. И мне не хотелось ей сопротивляться. Только не ей.

Я замерла, и губы Ника коснулись моих. Жестко, дико, ненасытно.

Ник

Я хотел ее. Всю. Ее тело, ее душу. И понимал, с отчетливостью понимал, что так будет всегда. Я полюбил свою Искру. Меня сводил с ума ее вкус, пьянило ее желание — пряное, острое, сладкое. То, как она выгибалась мне навстречу, — от одного этого я готов был кончить. Мне нравилось доводить Искру до точки, когда ее зрачки расширялись, заполняясь че рной пеленой страсти, губы приоткрывались для жадных вдохов, сердце бешено стучало и она, забывшись, выкрикивала мое имя.

Рука сама нырнула под опушку ее джинсов, под кружево нижнего белья. Пальцы нашли чувствительную точку, от прикосновения к которой Искра вздрогнула и… сама прильнула еще ближе.

Касания — скользящие, дразнящие, и еще неизвестно, кого сильнее возбуждавшие — ее или меня. Когда Искра вскрикнула, вцепившись в мои плечи и укусив за мочку уха, я достал пальцы. И, проведя по указательному языком, выдохнул:

— Твой вкус лишает меня разума. — Слова давались тяжело. Кажется, я вообще забыл, как их произносить. — Хочешь попробовать?

Мы оба были в испарине. Дышали через раз, а потом я и вовсе забыл, что такое воздух, когда Энн приоткрыла губы и медленно обхватила ими палец, втянув его в рот, при этом неотрывно глядя на меня.

Захотелось послать все к черту. Схватить ее, опрокинуть на кровать и… Это была пытка. Месть. Сладкая месть моей Искры. Она провоцировала своей податливостью, готовностью, покорностью.

Ее ладони скользнули на мою шею. Ниже. К пуговицам рубашки, расстегивая их. И, отняв палец, она начала целовать, прокладывая дорожку от шеи к груди. Опускаясь на колени, к застежке ремня. Захотелось прикрыть глаза, но я не мог оторвать взгляд от Искры. Видел ее смущение и желание, когда она расстегивала молнию моих штанов. Мое тело закаменело, дыхание сбилось к черту, и я все же откинул голову, не в силах сдержать стон удовольствия. Желание обжигало изнутри, рвало грудь, ломало ребра, с каждым ее прикосновением становясь лишь сильнее, заставляя подаваться вперед, ловя ее ритм. Я хотел оказаться как можно глубже в ней. А Искра дразнила. Ее губы, язык, пальцы…

Она стояла на коленях, прогнувшись, лаская и плавясь сама от удовольствия. Я наклонил голову и поймал ее затуманенный взор. Ей это тоже нравилось.

Тело вздрогнуло помимо воли. Не глядя, ухватился за комод, потому что показалось: вот-вот земля совершит кульбит и меня сметет волной, впечатает в стену от наслаждения, хлестнувшего плетью вдоль хребта до черноты в глазах, до ожога, до невозможности сдержаться.

Когда ко мне вернулось зрение и я смог различить силуэты внутри тьмы, то увидел Искру, сидевшую на коленях. Довольную, как сытая кошка. Взъерошенную, улыбающуюся. Ее палец чертил дорожку в ложбинке грудей, оставляя после себя влажный след.