Читаем Фотоувеличение (СИ) полностью

Какой-то шёпот, отдельные слова, случайно долетающие фразы, но мы не можем разобрать ни слова – мешает шипящий телевизор. И только нечаянно вырвавшийся сквозь рыдания крик, полный безысходности, печали и невообразимой тоски, даёт нам понять, что мальчишка, на самом деле, протяжно воет, словно волчонок, потерявший в тёмных непроходимых лесах свою стаю.

Все звуки постепенно стихли, оборвалось даже шипение включенного телевизора, сменившего раздражающий серый фон с шуршащими помехами на пустой, черный экран.

Билл лежит на спине, отвернувшись к окну. Мы так и не видим его лица. Руки безвольно опущены вдоль тела, грудная клетка почти не шевелится. Он словно и не дышит. Ничто не выдаёт в нём жизни. Возможно, он просто спит?


*****


Билл быстро спускался по лестнице. Камера по-прежнему работала и была у него в руках. Преодолев коридор и гостиную, он остановился напротив кухни. Мать стояла у плиты и увлечённо нарезала какие-то овощи. Заметив сына, она робко улыбнулась и подошла к нему, вытирая мокрые руки о фартук. В её внешности почти ничего не изменилось, разве что волосы стали чуть короче и немного потускнели.


- Ты всё-таки починил её. Я бы хотела посмотреть некоторые записи, если ты позволишь.

- Когда ты повезёшь меня к Тому?

- Милый, ты что, плакал? – она попыталась разглядеть его лицо за аппаратурой.

- Когда? Отвечай.

- Билли…

- Скажи мне.

- Сейчас не самое подходящее время, - сокрушённо прошептала мать, пряча глаза.

- Он мой брат! – яростно выкрикнул брюнет, заставив её отшатнуться от неожиданности.

- Том больше не твой брат, - не менее импульсивно отозвалась мать. Эти слова отозвались глухой болью в израненном сердце мальчишки. Как хлыстом по голой спине. - Как бы жестоко это ни прозвучало.

- Что? Хочешь сказать, что он больше и не твой сын?

- Этого я не говорила, ты что?!

- Да только что. Если он мне больше не брат, значит, и тебе не сын, так? Думаешь, если Том нас забыл, то и нам можно? Да что ты за мать такая?!

- Не смей! Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду.

- Мне и так всё ясно.


Изображение резко уходит влево. Перед нами предстают прихожая и входная дверь. Картинка дёргается – мальчик пытается обуться.


- Билл, - женщина выбежала следом.

- Ну что ещё?

- Тебе нельзя к нему, - мягко попыталась объяснить мать. В её и без того опухших от вечных слёз глазах собралась влага. - Пойми, всё не так просто. Не из-за своей вредности и прихоти я держу тебя на расстоянии. Это очень тяжело – видеть его таким. Ты даже не представляешь, как это страшно.

- Я хочу сам решать. Он мой брат, я не видел его уже четыре месяца. Ты говоришь, не представляю. Да это гораздо хуже – знать, что он жив, и не иметь возможности быть с ним рядом такую х*рову тучу времени. Мне кажется, я схожу с ума. Мне реально плохо без него, понимаешь ты или нет? И я точно знаю, что нужен ему не меньше. Попроси доктора Штольца выписать мне пропуск. Умоляю тебя, пожалуйста, больше я никогда и ни о чём не попрошу, только сделай это.


Женщина провела рукой по волосам, пропуская сквозь пальцы густые, струящиеся каштановые волосы, и прикрыла рот рукой, медленно покачав головой, словно с опаской, глядя в наведенный на нее объектив.

- Я не могу, - наконец, произнесла она.


Билл молчал несколько минут, прежде чем снова заговорить. Мать не узнала голоса родного сына.


- Как только нам исполнится восемнадцать, я выкраду Тома из больницы, чего бы мне это не стоило: сколько бы денег не пришлось потратить, кого бы не пришлось просить – всё неважно. И тогда я увезу его так далеко, что никто нас не сможет найти, даже ты. Пойду на всё, потому что я единственный, кто у него остался. Единственный, кто его не предал.


Хлопок двери - и мы снаружи.


Оба брата так и не смогли сдержать своих обещаний, данных друг другу в тот прощальный вечер.


*****


Билл шёл, куда глаза глядят. Чтобы не споткнуться и не упасть, он поставил видеокамеру на плечо, придерживая её одной рукой. То и дело мелькали супермаркеты, парковки, закусочные, бары, на перекрёстке мигал светофор.


Дорога резко ушла вправо и декорации тут же изменились. Перед нами возникает большой красивый парк, с множеством деревьев разных видов, ухоженных кустарников и ярких, вкусно пахнущих клумб, усеянных цветами экзотических сортов.


Это было особенное место. Билл всегда так считал и любил ходить сюда после уроков. Здесь время останавливало свой ход, замораживало душу, унимало даже самую нестерпимую боль. Только в этом сказочном, почти нереальном месте, он мог чувствовать себя в безопасности. Заметив, что идёт слишком быстро, мальчишка сбавил шаг.


Мы не знаем, смотрит он по сторонам или же полностью сосредоточен на своих мыслях, но его шумное и беспокойное дыхание говорит о том, что он всё ещё не пришёл в себя после просмотра видеозаписи, оставленной братом, и недолгого, но весьма неприятного разговора с матерью.


Чей-то голос пытался прорваться в его сознание.


- Э-эй, ты меня слышишь? Билл, верно?


Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия