Foxy. Год лисицы

Я оттирала гарь от стенок чайника, а перед глазами появлялись вчерашние эсэмэски – и я размышляла. Так мне казалось. На самом деле, я просто решалась. И решилась. Я все сделаю ради этой любви. Ведь другой у меня никогда не было. Были миражи, фантазии, навязчивый бред – что угодно. Но не любовь. Не страсть. В том, что это одно и то же, я теперь не просто уверена – я знаю это, и знаю наверное. Нет никакой любви к мужчине без страсти. Все остальное должно называться иначе – как угодно. Меня это не интересует. Мне важен только этот мой дар, полученный внезапно и незаслуженно, быть может, случайно. Но что-то говорит мне: нет, не случайно. Это твоя судьба. Это рок. Это счастье.

Береги его. Жертвуй ради него. Жертвуй ради него – но только собой. Не другими.

Тут телефон пискнул, и я выронила чайник. Он со звоном покатился набок.

«КОГДА Я ТЕБЯ УВИЖУ?»

«ПРИХОДИ, – нажимала я на клавиши, ошибаясь и путая буквы. – Я ЖДУ».

И думала: ни за что. Здесь, у Мити в доме… У Сашки в доме… Нет, ни за что. Просто поговорим.

Я не могла сидеть в этой камере без света и ждать. Выскочила из подъезда и побежала купить что-нибудь к чаю. У самой двери в магазин, почти загораживая проход, был установлен рекламный постер: тоненькая блондинка в черном, откинув с лица длинные, чуть рыжеватые волосы, протягивала мне книгу. «МОСКОВСКАЯ ЛОЛИТА», – прочитала я на обложке. Но мне было не до того, хотя название понравилось. Понравилась и девочка-автор: задумчивая, серьезная, с печальной чуть застенчивой улыбкой, она легко балансировала на стопке своих книжек, словно «Девушка на шаре» Пикассо. Впору было посадить рядом немолодого мужчину в позе роденовского «Мыслителя».

В магазине было прохладно, сумрачно и пусто. «Ягодная поляна», – прочитала я на белом прямоугольнике рядом с тирольским пирогом. И это название мне понравилось. Куда уж лучше!

Звонок. И еще в дверях – та самая улыбка.

Он проверяет, хорошо ли я заперла дверь, и только потом поворачивается ко мне.

– Ты можешь мне сказать, Лиза, что это все такое? – шепчет он, целуя меня в коридоре. – Что это? Откуда? Что это значит?

Его шея у основания волос, слегка влажная, пахнет утренней свежестью, словно кожа здорового ребенка, только очень большого и сильного. Этот запах исходит откуда-то изнутри его тела, наполняя мои ноздри, мои легкие, мое сердце. В темноте коридора я смотрю ему в глаза, они сияют. Вот тут и происходит главное – превращение.

Я уже не жена Мити, не мать Сашки, не дочь своих родителей и даже не совсем Лиза. Вовсе не Лиза. Это – Я настоящая, такая, какой должна быть. Меня зовут Фокси, и я – рыжеволосая юная женщина, прекрасная, любимая, единственная на свете. Та, какой стану, когда уйду. Та самая, какой пришла. Я – вечная.

Не животное, не человек, не дух – это Я.

Просто Я, но без Него меня нет. Это он вызвал меня сюда, в этот плотский мир, и мое тело, каждая частица моей плоти стремится к нему. Стремится, изнывая сразу от боли и избавления, от жажды и утоления, от неистового движения – и покоя.

И я делаю все, для чего я появилась на свет – воплотилась.

Страх, сомнения, печаль – где вы? Неужели мои глаза еще не высохли от слез? Нет, но это новые слезы, они лечат и омывают душу, словно весенний ливень, и мир сияет.

Своими новыми глазами – светлыми, чистыми – я оглядываю этот новый мир. В нем все иное, и все полно первозданного смысла. Я люблю все, на что падает взгляд. Лежа на полу, на ковре, рядом с ним, я вижу дверной косяк, край старинного дивана и дубовую ножку, какую-то картину в раме…

И смотрю, как пульсируют голубые жилки глубоко под белой кожей на его руке – отброшенной бессильно в сторону, прохладной, чуть влажной.

И слышу голос – первые слова в этом безлюдном, почти неведомом мире:

– Ты так кричала, Лиза… – Он поворачивается и смотрит мне в глаза. Улыбается – и только сейчас я узнаю его. Узнаю по этой улыбке счастья – чистой, застенчивой, нежной. Ликующей. Странной. – Ты знаешь, что ты очень… Очень громкая женщина?

Я молчу и, наверное, тоже улыбаюсь. Закрываю глаза. Открываю. И снова хочу его, все сильнее. Под волосами на затылке бегут мурашки, и мелкая рябь покрывает гладкую кожу живота и предплечий. Одно прикосновение его ожившей руки – и все повторяется, но так, словно девятый вал в сравнении с первой волной.

И мы снова лежим рядом, но поодаль, – два тела, выброшенные на затерянный в океане берег, на необитаемый и пустынный остров любви.

Где ты, страх? Здесь, так близко от любви, что даже боль отступает, тебе не место.

Войдя в кухню, я с трудом вспоминала, как пьют чай. Вот чайник – его блестящие бока еще хранят следы гари. С тех пор, как он сгорел и я чистила его, миновала вечность. Нужны кружки. Вот они. Пока я с недоумением разглядывала ложки, он уже резал ягодный пирог. Проголодался.