Среди сказанного Иешуа, находим и такое (Мтф. 5), которое невольно всякий раз останавливает наше внимание, хотя мы читали его много раз.
Речь идет о вожделении, которое не может победить ни один человек и потому вынужден таскать на себе этот груз многие годы.
«Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».
Сказанное никак иначе не истолкуешь, как полное признание человеческой ничтожности, порочности, глупости. Человек – это лишь место, где властвует одно вожделение, и только Бог в состоянии помочь, ибо только Ему все возможно.
И верно.
Ничтожность человека так очевидна, что, кажется, не стоит лишний раз об этом и упоминать. Другое дело, что эти слова открыты к новому пониманию, которое развернуто от формального понимания «Вы слышали, что говорили древние» – до «А я говорю вам».
Что же говорит он, этот странный учитель, отказавшийся от всего человеческого опыта и вместо этого рассказывающий о человеке, который утратил доверие к обыденной этике и пытается теперь отыскать единственный верный путь к Истине.
Если нас не обманывают, то Иешуа повторяет слова, которые говорил когда-то праведный Иов, и которые остаются далеко не понятыми, – ни сейчас, ни три тысячи лет назад.
А между тем, и Иов, и Иешуа находятся в самом центре событий, пусть даже они не всегда отличают одно от другого, добро от зла, истину ото лжи.
Да и кто мог бы поверить в то, что Всемогущий, забросив прочие дела, начнет увещевать этого праведника, или хвастать им налево и направо, не забывая Левиафана, от которого нет спасения.
И вот пока Бог его вразумлял, пока ангелы пели благодарственные гимны, Иов умудрился построить на краю пустыни дом и, войдя в него, закрыл за собой все двери, давая понять, что отныне он хозяин своего Дома; Дома, где нет ни фальшивых утешений, ни нелепых надежд, ни показного мужества. Это был странный. молчаливый Дом, глядя на который, даже Всемогущий невольно стал говорить тише, словно боялся кого-то разбудить.
Напрасно ангелы соблазняли Иова красотой Царствия Небесного. Напрасно рассказывали о вечной справедливости и радости победы, а еще о том, как гудит адское пламя и воют грешники.
Хуже всего было, когда появлялся Всемогущий и делал вид, будто все прекрасно. Для чего, как известно, были хороши все средства. Иногда Он поджигал этот чертов Дом и потом долго смотрел, как ветер разносит золотые искры и остывает пепел. Или же открывал воздушные шлюзы – и воды закрывали от Небес Дом, пустыню, океаны и всю Землю. Но проходило совсем немного времени – и Дом Иова вновь возвращался на радость ангелам и к печали Всемогущего.
Однажды случилось так, что, проходя мимо, Всемогущий вдруг подошел к двери Дома и постучал.
Ответом ему было гробовое молчание.
Он постучал еще раз.
Никого.
Он отошел и обернулся.
Дом хранил молчание.
Кажется, Он собирался постучать еще, но потом раздумал.
Вместо этого Он открыл рот и услышал свой голос:
– Пусть я ничтожный и голос мой едва слышен среди других голосов ангельских и человеческих, услышат меня готовые своею жизнью повторить путь мой.
И казалось, что голос этот говорит от имени моря, от имени звезд, от имени пустыни и даже от самих Небес, которые всегда опаздывают.
Голос то таял, то вновь возвращался, а главное – это был не его голос.
Похожий – но не его.
– А чей?
– Еще не догадался? Боюсь, что голос этот твой.
– Не может быть!
– Ты встретил сам себя.
А между тем Дом, звеня и скрепя, оставляя на песке глубокие следы, медленно двигался в сторону Океана.
И Всемогущий готов был поклясться, что в Доме Иова был слышан громкий смех.
Впрочем, если верить одному загадочному лицу, пожелавшему остаться неизвестным, – этот смех был на самом деле не смех, а плачь, – тот самый, который грозил затопить весь мир и не оставить в покое Небеса.
Впрочем, до этого было еще не скоро.
184.