Фрагменты из воспоминаний футуриста

Книга «Искусство Д. Б.» тиснута и высылается Вам (25 шт.). Скоро, потом, после лета до 100 копий. О Рерихе и Р. Г. мы написали Вам подробно, исчерпывающе. Посылаем Вам маленькую статей[ку] о Маяковском, может быть, будет возможно ее где-либо пристроить, а также стихи о Днепрострое – нельзя ли где-либо их напечатать. Буду Вам признателен.

Распространение книг – возможно лишь дешевого типа: не более 25 сентов за копию. Т. ч. не зная, какие именно у Вас (по цене) книги, трудно ответить. Могу продать 40–50 экземпляров за зиму. Распространение книг во время моих лекций «рабочим», которые здесь отличаются зажиточностью… и скупостью. Печатание книжки о Рерихе задержано до осени – Н. К. не то в Индии, а вернее в Англии, его заподозрили (англичане) в коммунист[ической] пропаганде и в Индию не пустили было… Теперь не знаю.

Я еду через 2 дня на 1 месяц на берег моря. Семья свыше 2 месяцев будет у волн под синим небом. Работаю. Пишу стихи, красками.

Мария Никифоровна Вам кланяется. Привет супруге. Жмем Вашу руку.

Давид Давидович Бурлюк.

По возвращении] <после> лета подробные письма. Ждем Ваших. Они – радость.

13

1930, июля, 12

Милый Эрик Федорович!

Уехали на месяц от прелестей летнего Нью-Йорка на берег спокойного залива и захватили сюда с собой перед отъездом полученный «Город Муз» и монографию о А. Н. Толстом. Обе книги Мария Никифоровна прочитала вслух во время работы кистью, и о первом вчера отправили в «Рус[ский] голос» довольно обстоятельную статью. Я, должен сознаться, незнаком с Вашим творчеством, читал только Ваши чисто специальные по истории живописи труды и теперь на лоне голубовато-серого океана постигаю иные грани творческой личности. Проза мне Ваша очень понравилась. Меня подкупает та любовь к литературе, к стихии творческой, которая так сильна в Вас.

Из книги «Город Муз» я почерпнул много интересных сведений, тем более для меня занятных, что кое-кого из цзерсон, выведенных Вами, мне случилось встретить в моей жизни. Между прочим, осенью 1909 года Издебский, скульптор, – ныне в Париже – развернул грандиозную выставку «Салон», для которой вагонами были получены картины из Европы, и на этой выставке Александра Александровна Экстер познакомила меня с Гумилевым, спешившим на пароход, идущий в Африку. Ваша книга жтосле прочтения из куска живой жизни была превращена натюрморт и ныне изображается мной вместе с букетом: на веранде нашей дачи.

Монографию о Толстом мы читали на рыболовной пристани, я писал столбом стоящие в небе вечернем облака и старые лодки, наполняющие древний залив. Мне пришла в голову мысль просить Вас когда-нибудь, если представится удобный случай и возможным для Вас, составить небольшую монографию, посвященную моему творчеству в области литературной. Я давно уже пишу пером, напечатал большое количество стихотворений, Маяковский упорно назвал меня своим учителем и этим неоспоримо признал во мне некую наличность, вначале влиявшую и оформившую его исключительное дарование, меня многократно бранили, но никогда никто не пытался еще определить для меня какое-то место в обширном словаре рус[ских] писателей, основываясь на вскользь брошенных любезных строках Ваших об «Энтелехизме», мне почему-то кажется, что для Вас приемлемо маленькое деловое предложение издат[ельства] Марии Никифоровны] Бурлюк. Ваш труд будет опубликован в названном издательстве, как только будет получен манускрипт. О гонораре сумеем сговориться. Когда окончатся каникулы (7 сен[тября]) и мы вернемся в город, то приведем в порядок балансы наших дружеских предыдущих счетов. Напишите, желательно ли Вам получить для распространения в Советском] Союзе сто экземпляров авторских – книги «Искусство Бурлюка», или же по каким-либо причинам Вы считаете это неудобным.

Наша выросшая через океан эпистолярная дружба радует меня, интересной деталью является факт, что мы никогда друг друга не видали и неизвестно, придется ли когда свидеться. Мы заинтересовались весьма книгой Вашей «Письма В. В. Розанова к Э. Ф. Голлербаху». Нельзя ли прислать ее. Осенью я по почте направлю на Ваш адрес два моих небольших холста в надежде, что Вы сумеете выставить их на каких-либо выставках в Ленинграде, подобным образом я в прошлом году принимал участие в Японии на «Никакай» и «Никва». Жаль, что в заключение этого письма мы не можем сделать для Вас возможным услышать шум атлантических волн, которые сейчас доносятся в песчаной дюне, устроившись на которой, мы вели с Вами беседу. Волны шумят во всем свете одинаково, но в различных местах по-иному нам слышится этот шум.

Давид Давидович Бурлюк с приветом. Мария Никифоровна шлет добрые пожелания.

14

1930, сент[ября], 8

Дорогой Эрик Федорович!