Фрагменты сожалений

– Слушай, успокойся, ладно? – попросил Артем друга, хотя прекрасно сознавал, что в лучшем случае тот пропустит эти слова мимо ушей. Зато таким образом получится отвлечь его внимание и выиграть для Кати немного времени. – Мы это не нарочно. Это все Лена затеяла. Я даже не успел понять, что происходит, а она уже… Да и Катя ничего не соображала. И вообще, зачем вы пригласили эту Лену? Раз она Катина подруга, неужели Катя не знала о ее выходках? Черт возьми, да какого хера мы натворили?! И все из-за такой херни! Да вы же с Катей три месяца всего знакомы, найдешь таких, как она, еще с десяток.

– СУКА! – рявкнул Женя, звучно шлепнув ладонью по линолеуму, оставив на нем брызги варенья и следы крови, а уже через пару секунд вновь прижал Артема к стене. Короткий рывок – и у того перехватило дыхание от удара в солнечное сплетение; он бы рефлекторно согнулся, да только Евгений предплечьем надавил ему на горло, ограничив в движениях и перекрыв доступ к кислороду на случай, когда организм затребует сделать вдох. – Задушу, урод.

Все его лицо было вымазано желто-алыми разводами; искаженная яростью физиономия, переполненные гневом глаза могли отпугнуть даже взбешенного ротвейлера. Никогда еще Артему не доводилось видеть друга настолько озлобленным, и он понимал, что в таком состоянии Женя мог вытворить с ним что угодно, чему подтверждение – избитая Катя и Лена с разбитой головой. Тем временем свободной рукой Евгений потянулся к холодильнику, жужжащему справа от них, нащупал ручку и открыл дверцу. И не успел Артем сообразить, что ровесник задумал, как его голова оказалась между рамой холодильного аппарата и дверным уплотнителем, а затем – хлопок! – виски и скулы пронзила острая боль, в ушах зазвенело, появившиеся на секунду перед глазами пакеты с молоком и соком сместились вбок, после чего – яркая вспышка, за которой последовала расплывчатая картинка. Вырвавшись из цепкой хватки, шумно втянув в легкие воздух, подросток, всерьез испугавшись за собственную жизнь, наотмашь ударил друга по лицу, а потом, вытянув руки, вдавил кончики больших пальцев в его глазные яблоки, одно из которых осталось незащищенным верхним веком. Закричав, попятившись назад, Евгений сбросил с лица чужие руки и, потирая ладонями слезящиеся глаза, грязно ругался.

Артем, держась за шею, лихорадочно соображал, как вести себя дальше. Из спальни доносились рыдания Кати: склонившись над Леной, кожа которой, как ей показалось, вдруг стала намного бледнее, она, уже одетая, топталась в луже крови и молила подругу подняться и вместе с ней убежать из этого ада.

– ЗАТКНИСЬ ТАМ, ты, потаскуха! – не унимался Женя. Кто-то из соседей – вероятнее всего, проживающие этажом выше, – агрессивно заколотил по трубе отопления. – Я тебе сейчас по таблу постучу! – взъелся пуще прежнего Евгений, задрав голову, с трудом, на самую малость разлепив глаза. Тут же подскочил к трубе и ответно заколошматил по ней кулаком. А потом, зарычав, развернулся и ринулся в коридор, по пути с силой пнув табурет, которым ударил в дверцу холодильника и тем самым его запер.

– Убегай, Катя! – выкрикнул Артем, понимая, что иначе, если она этого не сделает, ей сильно не поздоровится. – Убегай и зови соседей! Убегай скорее!

И, настигнув обезумевшего друга в три шага, с разбегу толкнул его в спину, отчего Евгений с грохотом свалился плашмя на пол и по инерции проскользил по линолеуму. Здорово ушибившись коленом, здоровяк, прежде чем уделить хоть сколь-нибудь внимания поврежденной ноге, лягнул Артема пяткой в голень, не позволяя ему проскочить вперед. Воспользовавшись моментом, пока тот, вскрикнув, согнулся и замер на месте, обхватив место ушиба, он резво поднялся на ноги и ударом в челюсть снизу едва не вышиб из него дух.

Прихрамывая, Евгений вернулся в кухню. Перешагнув густую лужицу из варенья и крови и проглядывающие из-под нее крупные фрагменты разбитой банки, выдвинул ближайший к себе ящик напольного кухонного модуля. Не обнаружив в нем искомое, с шумом задвинул и вытянул второй. Запустив внутрь руку, покопавшись в кучке небрежно закинутых столовых приборов, он выудил нож с узким и очень длинным, почти двадцатисантиметровым лезвием, деревянная рукоятка которого удобно легла в ладонь, а из-за налипшей на кожу сладкой массы словно стала продолжением его руки. Круто развернувшись, Евгений устремился к другу – или, что более верно, теперь уже недругу, – ведомый эмоциями, намереваясь если не расправиться с ним, то как следует ранить, после чего проучить и нерадивую пассию, но, в этот раз не смотря под ноги, ступил на один из стеклянных осколков, острием распоровшим его ступню и проникнувшим в плоть примерно на добрый сантиметр. Вскрикнув, юноша, ступая на пятку, захромал к столу и, навалившись на столешницу ладонями, согнул ногу в колене, оценивая увечье. Большим и указательным пальцами взялся за изогнутый кусочек стекла и, отвернувшись, зажмурился и выдернул из ноги.