– Возможно, я и не Жан ле Фламбер. – Вор обеими руками закрывает лицо. – Послушай, ставки очень высоки. Пеллегрини это необходимо. И это единственный выход для нас обоих. Это ещё не всё. Я кое-что увидел в Ларце, до того как ты его сломала. И если это правда, то сама Система окажется на грани гибели, когда Чен получит желаемое.
– Наверное, лучше было бы не дожить до этого, – отвечает Миели.
А потом рядом с вором появляется белая фигура Пеллегрини.
– Немедленно прекрати этот спор, Миели. Мы продолжаем следовать плану Жана. Ты забыла, что бывает, когда ты отказываешься мне повиноваться?
Она поднимает руку, и кольцо на пальце сверкает холодным светом.
Миели закрывает глаза.
– Теперь я вижу, что вы оба собой представляете, – шепчет она. – Вы одинаковые. И никогда не изменитесь. Если вы изменитесь, то умрёте. И вы всегда будете бояться Человека Тьмы.
Миели чувствует, как Пеллегрини проникает в её разум, и ноги слабеют.
– Прости, «Перхонен», – произносит она.
А потом исполняет фрагмент песни, сотворившей корабль, последнюю ноту, мелодию гибели. Механизмы «Перхонен» подчиняются, и по всей Системе распространяется крик.
Миели видит, как Пеллегрини освобождает вора от оков и пытается скрыться. А вор бледен и смотрит на неё со слезами на глазах.
Нападает Охотник. Лучи света пронзают «Перхонен». Существа-клинки повсюду. Один из них зависает перед Миели, его острое лезвие как последняя нота её песни.
Электромагнитное поле корабля подхватывает Миели. От ускорения перед глазами вспыхивает чёрный свет. А потом её целует Человек Тьмы.
Все ограничения сняты, но уже поздно. На этот раз Охотник действует быстро и жёстко. Я вижу, как исчезает Миели, и ощущаю странное облегчение. А потом все мои мысли заняты только тем, чтобы не сгореть заживо.
Корабль запускает двигатели на антиматерии. Мы несёмся вниз, к голубому шару, окружённые роем охотников. Я вижу облака, моря и континенты, а белые искры разрывают меня, отсекая клетку за клеткой, атом за атомом…
28
Принц и зеркало
– И вот так я попался в последний раз, – подытоживает вор.
Он лежит навзничь на песке, а небо вира сна полно видений: Земля, объятая белым пламенем, вокруг неё разорванный Ковш, и
– Охотник напал, и вот я здесь. – Он оглядывается на Матчека. – Знаешь, всё это я должен был рассказать другому Матчеку в аль-Джанна. А ты можешь сбросить эту дурацкую маску. Как бы ты ни старался выглядеть невинным, это не поможет заставить камень Каминари признать тебя.
– Невинность устраивает меня, – отвечает Матчек. – И это хорошее оправдание, чтобы просмотреть мой Каталог. А твоя история была великолепной попыткой проникнуть в мой разум. Только, к сожалению, у меня очень хорошая метасущность, которая всё время ищет любые признаки возвращения ле Фламбера.
– Нежелание Каминари тебя признать, вероятно, нанесло немалый урон твоему эго, – говорит вор. – У зоку есть свои странности, но они многого добились в области экстраполяции желаний. Подсчитывают, как твои желания могут отразиться на всех зоку. Полагаю, ни один из твоих гоголов не сталкивался с подобными критериями.
– Посмотрим, – отзывается Матчек.
К ним усталой походкой приближается пожилая женщина. Её постаревшее лицо покрыто морщинами, но в глазах светится гордость.
– Матчек, злорадство тебе не к лицу, – замечает она и осторожно усаживается на песок. – Ты
– Когда дело доходит до Ауна, у меня имеются определённые преимущества, – заявляет Матчек.
Он хмурится. Что бы он ни говорил вору, состояние молодой-старый ему ненавистно: он должен быть готов в любой момент отдать приказы прочим своим сущностям, заполняющим
– Есть объяснение тому, что техника Соборности уязвима перед Ауном, – говорит он. – Дело в историях. Сянь-ку этого так и не поняли. Аун внедряет их в мозги гоголов. Мысли – их природная среда обитания.
– Как ты об этом узнал? – спрашивает вор.