Франческа

Сесилия сказала, что она не в состоянии обсуждать мой характер, но что я могу не беспокоиться — дом простоял сотни лет в любую погоду, так что вряд ли он сейчас рухнет. Я не стала говорить ей, что рано или поздно все рухнет. Ничто не вечно».

А дальше — кусок про тайную любовь Поля, последние строки, от которых у Чарли перехватило дыхание.

«Хенрик Шернберг. Вскоре его пребывание в качестве бойфренда моей сестры закончится — авось и его пребывание на свободе тоже. Может быть, высшая справедливость все же существует?»

Чарли уронила тетрадку, глядя в одну точку. В последнюю ночь у Франчески была назначена встреча с Хенриком Шернбергом — с тем человеком, которого она обвиняла в убийстве Поля Бергмана, с тем, чью фамилию носит сейчас ее сестра Сесилия.

Утром Чарли позвонила в Каролинскую больницу и побеседовала с ответственным врачом. Он сказал ей, что положение остается критическим и пока попытки пробуждения Юхана предприниматься не будут.

А когда они собираются это сделать?

К сожалению, на этот вопрос он ответить не может.

Чарли хотелось крикнуть: «Но вы ведь попытаетесь? Ведь он очнется?» Но она заранее знала, какой ответ получит. Врачи не боги и не могут творить чудеса с пробитыми головами, как бы ей того ни хотелось.

Когда Чарли спустилась на первый этаж, Сюзанна сидела на диване в той же одежде, в которой была накануне вечером.

— Доброе утро, — приветствовала она подругу. — Что-нибудь новое из больницы?

— Он пока не готов к попыткам пробуждения, — ответила Чарли. — Это все, что они могут сказать. Я должна поехать туда, Сюзанна. Кажется, мне нужно домой.

— Понимаю, — Сюзанна похлопала по дивану рядом с собой. — Иди посиди со мной.

Чарли села. Сюзанна обняла ее за плечи.

— Ты справишься.

Чарли уткнулась лицом в ее волосы. От Сюзанны пахло нектаром и спреем для волос. Они долго просидели обнявшись.

52

Оставив позади Гюльспонг, Чарли понимала, что это не навсегда. Она еще вернется. Вернется к Сюзанне и ее мальчикам, к Саре Ларссон, к полям, лесам и воде, к Люккебу.

Проехав пятнадцать миль, она остановилась у придорожного кафе, достала телефон и позвонила Хенрику Шернбергу. Последовал такой же ответ, как и при предыдущих попытках: «Абонент временно недоступен». Набирая номер его жены, Чарли была уверена, что сейчас включится автоответчик, и очень удивилась, когда после трех звонков ей ответили.

— Сесилия Шернберг.

— Меня зовут Чарли Лагер. Я звоню потому, что хотела бы поговорить с твоим мужем.

Последовала долгая-долгая пауза. Чарли даже посмотрела на дисплей, чтобы проверить, не прервался ли разговор.

— Почему в таком случае ты не позвонишь моему мужу? — спросила наконец Сесилия.

— Я звонила ему много раз, но он не отвечает.

— Он в отъезде, у него очень много дел. Но, может быть, я смогу помочь тебе?

— Хотелось бы встретиться, — сказала Чарли. — И как можно скорее.

— Пожалуйста, — ответила Сесилия. — Судя по всему, ты знаешь мой адрес, раз раздобыла номер телефона.

— Я могу приехать прямо сегодня во второй половине дня.

— Хорошо. Я дома.

53

И вот Чарли добралась до Стокгольма — этот город она никогда не воспринимала как свой дом, а сейчас он показался ей и вовсе чужим. Здесь можно умереть в одиночестве в собственной квартире, и никто не хватится. Здесь есть люди, о которых не ходят слухи — те, чье существование осталось незамеченным для остального мира. Здесь, где повсюду так много людей, она оставалась наедине с собой, чего никогда не случалось в Гюльспонге.

Но ведь ты любишь одиночество, Чарли.

Она поехала прямиком в Каролинскую больницу. На огромной парковке перед главным входом свободных мест не оказалось. Тогда она свернула к больнице Астрид Линдгрен и припарковалась там. Затем начала спускаться с пригорка к главному входу. Взглянув на памятник Астрид Линдгрен, она вспомнила, как в детстве тосковала по Нангияле и Нангилиме, пока Бетти ей все не испортила, заявив, что смерть — просто большое ничто. Ее очень напугало, что в жизни после смерти нет цветущих вишневых деревьев, что там лишь одна бескрайняя темнота.

— Кто сказал, что будет темнота? — спросила тогда Бетти. — Закрой глаз рукой. Что ты видишь?

И, когда Чарли начала описывать, что она видит другим глазом:

— Да нет, тем глазом, который закрыт рукой, дурочка.

— Ничего.

— И даже темноты не видишь?

— Нет, ничегошеньки.

— Вот именно. Так и будет — как тогда, когда ты еще не родилась. Ничего.